Василий Темный - [7]
Отшатнулся Юрий, глаза прикрыл, а Стрига-Оболенский продолжил:
– Владыка велел поспешать, дабы великому князю Василию Васильевичу крест целовать.
Князь Юрий Дмитриевич зашелся в гневе.
– Почто пустое плетешь, князь Иван? Как смеют бояре и люд московский присягать младшему рода Рюриковичей, коли есть я, старший, и мне стол наследовать? О том, князь Иван, и передай владыке… Не поеду я в Москву, в Галич удалюсь. Слышал, князь Иван, в Галич с дружиной отъеду. И сыновьям своим Дмитрию и Василию не велю присягать. Молод еще сын Василия Дмитриевича. Пусть владыка беззаконий не чинит, аль запамятовал, что я жив?
Не успел Стрига-Оболенский из Звенигорода отъехать, как забегали, засуетились в княжьих хоромах, гридни в дорогу коней седлали, и едва солнце в зенит поднялось, как княжья колымага в сопровождении обоза и дружины покинула город.
Потянулся поезд на Галич. Откинув шторку колымаги, Юрий Дмитриевич хмуро поглядывал на отступавшие перелески, на оставшиеся позади домишки и избы Звенигорода. Лес под снегом темнел мрачно, и также мрачно было на душе князя.
С давних дет заведено было в роду Рюриковичей передавать стол от старшего к старшему. Александр Ярославич Невский на великое княжение сажал Дмитрия, Даниил Александрович Юрия Даниловича. А не так ли Любечский съезд приговорил, каждый князь владей вотчиной своей и только в Киеве сидеть старшему рода.
Санная колымага переваливалась на разбитой заснеженной дороге, скрипела и плакала, готовая развалиться от ветхости.
Князь Юрий на брата Василия в обиде. Когда наезжал в последний раз в Москву, Василий был еще в добром здравии и ни о каком наследовании речи не вел и на Думе боярской об этом не заговаривал. Да Юрий и в мысли не держал, что великий князь решится власть передать малолетнему.
Ездовые поворотили колымагу на галичскую дорогу, и в оконце князь Юрий увидел, как по двое рысили гридни. Следом за княжьей колымагой и дружиной тянулся обоз, груженный всяким скарбом.
Покидая Звенигород, Юрий Дмитриевич наказал дворне, чтоб собрали в дорогу и хворую княгиню. Подумал, что она переезд перенесет.
Сырой ветер дунул в оконце колымаги. Поежился Юрий, прикрыл шторку. Захотелось покоя и тепла. Сейчас бы в Звенигород, в хоромы, где печи горят, березовые дрова постреливают… Почто в свару за великий стол я втянулся? Не отступиться ли, пусть племянник на столе великокняжьем сидит. Повернуть бы поезд на Москву, митрополиту повиниться, присягу принять. К чему раздоры?
От такой мысли и на душе легче сделалось. Вдруг вспомнил довольный лик князя Стриги-Оболенского, когда тот говорил, владыка ждет присяги.
Отчего же митрополит думает, что он, князь Юрий, с покаянной головой явится? Нет, он в Москву, в Кремль вернется, когда его позовут великий стол принять. Коли добром не захотят, он и к силе прибегнет.
И гордость его захлестнула. Представил, как будет сидеть на Думе, советы боярские выслушивать, а уж принимать ли их либо нет, это его воля. Росло и ширилось глухое раздражение и на Фотия, и на Стригу-Оболенского.
Уж он, великий князь Юрий Дмитриевич, с митрополитом Фотием не слишком будет считаться. Пора Фотия в монастырь удалить, другому владыке место уступить. Но кому? Князь Юрий подумал: кого бы хотел он видеть на митрополичьем столе? Долго думал, да так и не решил. Сам себе сказал:
– Вот когда сяду на великое княжение, тогда определюсь…
Весной, когда стают снега и приходит большая вода, Волга выходит из берегов и заливает луга.
Делались полноводными и ее притоки Тверца и Тьмака. Как повествуют древние летописи, появились в этих местах лихие молодцы из Великого Новгорода – ушкуйники, приглянулись им эти края и основали они здесь свое поселение, положив начало освоению земли тверской.
Минует короткое врем, и сын Юрия Долгорукого Всеволод, взяв Торжок, приказал срубить на Волге в устье реки Тверцы крепость и назвал городок по имени притока Тверцы – Тверью.
Со временем городские укрепления перекинулись к устью Тьмаки. Стены города окружали воды Волги-реки, Тьмаки и глубокий ров.
Сюда, под руку тверских князей, под прикрытие крепостных укреплений с окраин русской земли стекается люд, строят избы и дома, осваивают княжество Тверское.
И стоит Тверь, красуется трудом землепашцев, мастерством умельцев, торгом широким богатеет. Ибо встал город на перепутье широких торговых дорог. А вели они с запада – из Литвы и Великого Новгорода; с востока – с Волги и с моря Хвалисского>16, из Персии и Бухары, с гор Кавказских из далекой страны Айрастан.
Год от года полнится казна князей тверских, и не умаляется их гордыня власти над другими удельными князьями.
Многолетняя борьба за великий стол между князьями тверскими и московскими не прекращалась, лишь стихнет на время, потом снова разгорится.
А со времени Ивана Калиты, какой с татарами Тверь пожег, Москва из рук хана Узбека ярлык на великое княжение получила.
А чем Москва Твери выше, разве что коварством. Эвон, князь Юрий Данилович, внук Невского, оболгал перед ханом Узбеком тверского великого князя Михаила Ярославовича. Михаил в Орду отправился справедливости искать, а его там люто казнили…
Иван Молодой (1458-1490), старший сын и соправитель Великого князя Московского Ивана III, один из руководителей русской рати во время знаменитого «Стояния на Угре» 1480 года, был храбрым воином и осторожным политиком. Если бы загадочная смерть в возрасте 30 лет не прервала жизнь молодого князя, то в историю России никогда не были бы вписаны страшные страницы тирании князя, прозванного Грозным.
Русь начала XVI века. Идет жестокая борьба за присоединение к Москве Пскова и Рязани, не утихает война с Речью Посполитой. Суров к усобникам великий князь Московский Василий III, и нет у него жалости ни к боярам, ни к жене Соломонии — в монастырь отправит ее. Станет его женой молодая Елена Глинская — будущая мать царя Ивана Грозного…Блестящий и пронзительный в своей правдивости роман от мастера исторического жанра!
Роман посвящен времени княжения Ивана Калиты - одному из важнейших периодов в истории создания Московского государства. Это третья книга из серии «Государи московские», ей предшествовали романы «Младший сын» и «Великий стол».
О жизни и деятельности младшего сына великого князя Александра Невского, родоначальника московских князей и царя Даниила Александровича (1261–1303) рассказывают романы современных писателей-историков Вадима Каргалова и Бориса Тумасова.
Романы Н. Алексеева «Лжецаревич» и В. Тумасова «Лихолетье» посвящены одному из поворотных этапов отечественной истории — Смутному времени. Центральной фигурой произведений является Лжедмитрий I, загадочная и трагическая личность XVII века.
Нигилисты прошлого и советские историки создали миф о деспотичности, и жестокости Александра II.В ином свете видят личность царя и время его правления авторы этого тома.Царь-реформатор, освободитель крестьян от крепостной зависимости – фигура трагическая, как трагичны события Крымской войны 1877 – 1878 гг., и роковое покушение на русского монарха.В том вошли произведения:Б. Е. Тумасов, «ПОКУДА ЕСТЬ РОССИЯ»П. Н. Краснов, «ЦАРЕУБИЙЦЫ».
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.