Вашингтонская история - [60]

Он недовольно взглянул на жену; щеки его слегка покраснели.

— Ну и что же?

— Тебя не оказалось на месте. Вот и все.

Он нахмурился.

— Мне пришлось выпить кое с кем.

Она никогда не докучала ему расспросами, не старалась вывести на чистую воду. Но что-то в его тоне возбудило ее любопытство, ей захотелось узнать, почему он ее поцеловал, почему вел себя так странно и необычно. Пусть даже ее вопрос разозлит его, удержаться она не могла.

— Это было деловое свидание? — Сомнение сквозило скорее в тоне, нем в словах.

На секунду Тэчер словно остолбенел. Потом в глазах его загорелся злобный огонек.

— Да, конечно! Как же иначе? — с нарочитой иронией спросил он.

— Право, не знаю… — протянула она, подстрекаемая некиим озорным бесенком.

— А пошла ты к черту! — огрызнулся он, швыряя ложку на стол.

В эту минуту раздался телефонный звонок, и Донни с невозмутимым видом, словно не замечая, что хозяева ссорятся, прошла через комнату и подняла трубку.

— Квартира Вэнсов, — сказала она и помолчала. — Простите, как о вас сказать? — Снова помолчала. — А… хорошо, обождите минутку.

Застенчиво и нерешительно она вошла в столовую.

— Это вас, миссис Вэнс. Какой-то джентльмен. Он не хочет назвать своего имени.

Фейс поднялась из-за стола; сердце у нее екнуло от страха и радости: а что, если это Дейн Чэндлер?! Нет, не может быть. Дейн Чэндлер назвал бы себя. А вот Аб Стоун, если он звонит по какому-то делу, мог не назваться… Краешком глаза она заметила, что кислое выражение на лице Тэчера сменилось нескрываемым беспокойством.

Она подошла к телефону.

— Что такое?! — воскликнула она. Потом после долгой паузы, чуть не всхлипывая, добавила: — Понимаю. Да, да… я буду. — И не глядя, ощупью повесила трубку.

Вернувшись к столу, она тяжело опустилась на стул. Лицо у нее помертвело, в потемневших глазах застыл ужас.

Тэчер, взглянув на нее, приподнялся.

— Фейс, Фейс… что случилось?

— Это… — еле слышно, точно ее смертельно ранили, произнесла она, — то, что в других странах называют тайной полицией. Меня вызывают туда.

Тэчер упал на стул.

— Боже, мой! — воскликнул он. — Боже мой… этого я никак не ожидал!

7

В этот вечер Фейс заснула и наутро проснулась, думая только об одном — о коротком телефонном разговоре. А ночью ее мучили, похожие на иллюстрации Дорэ, кошмары, которые порядком изнурили ее и привели в полное смятение. Ее преследовало нечто, при дневном свете терявшее очертания и оттого казавшееся бесконечно страшным.

Взглянув на себя в зеркало, она испугалась: такое у нее было измученное лицо. Вокруг потускневших глаз залегли сине-желтые тени. Плотно сжатые губы, казалось, вот-вот задрожат. Фейс тщательно причесалась и положила на лицо легкий грим, но это не помогло.

Ночью Тэчер сделал попытку к примирению и ласково погладил ее. Но Фейс было неприятно его прикосновение, и она отодвинулась от него подальше. В его ласке было что-то фальшивое, и это взбесило Фейс. Она ненавидела его сейчас всем сердцем, — такого чувства он еще никогда ей не внушал. Она машинально надела черную бумажную юбку и свежую блузку с длинными рукавами. Ничего яркого, скромно и опрятно. Только бы не привлекать к себе внимания, съежиться, сжаться, стать меньше мышки. Быть может, они не заметят ее, забудут, пройдут мимо, если ничто не бросится им в глаза. Вот бы стать невидимкой!

В ее распоряжении так мало времени. Явиться к десяти утра, сказал ей по телефону мужской голос, и не опаздывать. Если бы они собрали о ней хоть какие-нибудь сведения, им было бы известно, что она никогда не опаздывает, подумала Фейс. Но, по-видимому, эта ее черта их не интересовала.

И еще: ей было сказано, чтобы она пришла одна. Ни свидетелей, ни адвокатов. Она все снова и снова мысленно повторяла эту фразу. «Ни свидетелей, ни адвокатов, ни свидетелей, ни адвокатов, ни…»

Сегодня Тэчер, вопреки своему обыкновению, встал рано и тотчас ушел из дому. Он почти не разговаривал с ней. Должно быть, вид жены тревожил его куда больше, чем она предполагала. А возможно, и он, подобно многим другим, боялся, как бы тень не упала и на него. Да что она, прокаженная, что ли! Фейс начала бояться людей: ей не хотелось ходить в гости, на службу, выходить из дому вообще.

В это утро она решила облегчить Донни работу и сама собрала Джини в садик: ведь повозиться с ребенком такое наслаждение! А Джини точно чувствовала, что Фейс чем-то взволнована, и была особенно мила. «Вот она, материнская услада, вознаграждение за все горести и беды», — подумала Фейс. Джини была в восторге от того, что мать одевает ее: она даже обещала заэто «нарисовать маме золотую рыбку и потом вставить ее в рамку». Фейс вернула дочурку с полдороги, когда девочка уже со всех ног мчалась к поджидавшему ее автобусу, и крепко поцеловала во влажный висок под крутыми каштановыми завитками.

С уходом Джини дом сразу опустел, и Фейс, несколько ошеломленная наступившей тишиной, вернулась к своим заботам. Прежде всего она позвонила на службу и сказала, что задержится. Затем она позвонила Дейну Чэндлеру. Когда она рассказала ему о вызове, он присвистнул.

— Я ждал этого, — сказал он, — но не так скоро. Раз за вас взялись со всех сторон, дело худо. Но главное — ничего не подписывайте. Ни при каких обстоятельствах. Даже если будут угрожать. Поняли?