Ваша честь - [91]

– Близок час обеда, а во второй половине дня у меня куча дел, ректор…

Похоже, красноклювый дрозд немедленно смекнул, о чем шла речь, и улетел с нежным криком, эхом отозвавшимся в древних камнях готического дворика Верховного суда провинции.

Маркиз де Досриус улыбался по двум причинам: поскольку сеньорита де Фойша весьма изящным образом играла на фортепьяно и поскольку уселась она за инструмент так, что бедра ее были весьма заметным образом раздвинуты. Взмахом руки он привлек внимание стоявшего за спинкой его инвалидного кресла Матеу, и тот пододвинул кресло практически вплотную к фортепьяно. Гайдн. Очень вдохновенная соната. И глаза маркиза заблестели при виде того, как блестят глаза сеньориты де Фойша. Allegro assai finale[221], исполненное безукоризненно и вдохновенно.

Когда музыка стихла, маркиз приосанился и усилием воли притушил блеск в глазах.

– Отлично, девонька, – произнес он. – Тебя ожидает блестящее будущее, если ты посвятишь себя игре на этом инструменте.

Родители девушки украдкой радостно переглянулись. Мать вздохнула, а отец сказал и маркизу, и дону Рафелю:

– Мы собирались обратиться к дону Карлосу Багеру[222], чтобы он занялся ее образованием.

– Это гарантия успеха. А самой тебе, девонька, по душе занятия музыкой?

– Да, господин маркиз, – грациозно поклонилась сеньорита де Фойша.

Маркиз постучал тростью об пол, и Матеу снова передвинул его к камину.

– Сыграйте-ка еще одну сонату Гайдна, сеньорита, – скомандовал маркиз с таким видом, чтобы никому даже и не вздумалось ему отвечать.

Девушка растерянно взглянула на отца, и тот одними губами беззвучно произнес: «Беетхооооовеееен». Девушка сосредоточилась, в то время как ее родитель использовал все свое обаяние, чтобы завоевать расположение маркиза:

– Достопочтенный маркиз, Клара сейчас исполнит сонату Бетховена.

– Эка. Отчего ж не Гайдна?

– Дело в том, что… Она сочла бы за счастье продемонстрировать вам все свое искусство на примере других композиторов: Бетховена, Сальери, Висенте Мартин-и-Солера…[223]

– А-а-а. Ну, давайте, давайте.

Он желал одного: слушать музыку. Он желал одного: чем-нибудь занять тоскливейшие вечера. А было это для маркиза худшей пыткой: чувствовать, как томительно медленно течет время. Будучи человеком нетерпеливым, он отдал бы свое состо… половину своего состояния, чтобы немедленно добраться до конца своей жизни; но не потому, чтобы он желал умереть; этого ему совершенно не хотелось; для одного того только, чтобы двигаться побыстрее. Поэтому он был благодарен, хоть и не показывал вида, всем тем визитерам, которые отвлекали его внимание от часовой стрелки. А когда, как в тот вечер, собирались у него в доме люди такие разные, как эти Фойши, неизвестно откуда взявшиеся, вместе с доном Рафелем Массо или виконтом де Рокабруной, он развлекался, выставляя их на посмешище друг перед другом.

Клара де Фойша исполнила юношескую, быструю и радостную сонату Бетховена, без сомнения написанную под влиянием Моцарта. «А ведь девчонка хорошо играет. Главная ее проблема, – думал маркиз, – в том, что она девчонка; нереально себе представить, как она будет скитаться по свету из одного концертного зала в другой. Но играет она очень даже прилично».

– Позвольте предложить вам одну вещь, любезный Фойша.

Жауме Фойша, безропотный, раскрасневшийся и полный радужных надежд, поклонился:

– С превеликим удовольствием, сеньор маркиз.

– Не соблаговолите ли вы принять мое приглашение на праздник окончания года и окончания века?

Супруги Фойша переглянулись, внезапно растроганные; они даже представить себе не могли, что когда-либо удостоятся такой чести.

– Я… сеньор маркиз… Мы с супругой…

– При условии, что ваша дочь нам что-нибудь исполнит.

– Можете на это рассчитывать. – Еще поклон: теперь поклонились все трое, муж, жена и дочка. – Сочтем это за честь.

Дон Рафель поближе присмотрелся к этим Фойшам, ловко добившимся того, чтобы затесаться к маркизу на праздник. Вслух он ничего не сказал, из вежливости, но позволил себе прийти к заключению, что изящества в них нет никакого, одеться, как положено, они не сумеют, и говорить с ними будет не о чем. Он-то, уж без сомнения, всеми силами постарается этого избежать, если столкнется с ними в углу зала на празднике. Все пьесы были сыграны. Бетховен имел значительный успех, и, когда внимание присутствующих переключилось от фортепьяно к разговору, маркиз обратился к дону Рафелю. По своему обыкновению, с каверзным вопросом.

– Как же… – смущенно ответствовал Массо. – Я… как вам сказать… Да, разумеется, дон Жасинт Далмасес – выдающийся астроном. Без сомнения, так оно и есть.

– Однако до моих ушей дошло, что вы с ним не согласны во многих вопросах касательно звездного неба…

– Ну же, ну же… – Дон Рафель был в восторге оттого, что ему отводят такую важную роль. – Я… я-то ведь всего лишь дилетант. Я работаю скрупулезно, но не посвящаю астрономии достаточное количество времени…

Краем глаза он проверил, какое впечатление производят его слова на юную Фойшу, которая была откровенно хороша собой. Отличная задница, вычислил он уже некоторое время назад. Отличная задница, хоть она и молоденькая еще.