Ваша честь - [93]

– Я к вашим услугам, – произнес владелец книжной лавки, чтобы заполнить паузу.

И начал с трудом спускаться со своей дозорной башни. Когда они оказались на одном уровне, дону Рафелю стало ясно, что печатных дел мастер еще ниже ростом, чем он сам, настолько, что ему приходилось задирать голову, чтобы прислушаться к ответу посетителя.

– Я бы хотел… Меня интересует… – почесал в голове почтенный судья, – такой, такой… не знаю даже, как сказать. – Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что у стеллажей, забитых книгами, не выросли уши, и понизил голос, опуская сверток цилиндрической формы на изъеденный жуками прилавок. – Мне бы хотелось знать, не подскажете ли вы, какие шаги я должен предпринять для того, чтобы найти рисовальщика по имени… по имени Тобиас. – Последние слова он произнес едва слышным голосом, умирая от стыда.

Но владелец книжной лавки с большим интересом заметил, что рядом со свертком цилиндрической формы, как по волшебству, появилась серебряная монета. Он решил, что нужно дать этому важному человеку помучиться, а заодно вытянуть из него еще одну монету.

– Тобиас, Тобиас… – в вихре сомнений протянул он, краем глаза поглядывая, не зазвенит ли вторая монета рядом с первой. – Тобиас… А вы не могли бы уточнить, кого вы имеете в виду? Чем именно он занимается? – безжалостно спросил он.

– Вообще-то… гм, гм… как вам сказать… Это… это такой художник, который прекрасно умеет…

И тут появилась вторая серебряная монета. Она весело зазвенела и легла рядышком со своей коллегой, к уже полному восторгу владельца книжной лавки. А дон Рафель все мучился:

– То есть… то есть, я врач, и мне бы хотелось, чтобы он нарисовал мне несколько рисунков… Тобиас – автор этих рисунков…

– Поглядим, поглядим… – заинтересовался владелец книжной лавки, по всей видимости и думать забывший о лежавших на столике двух серебряных монетах, взяв в руки упаковку цилиндрической формы.

Он развязал узелок, и гравюры, принадлежавшие бывшему председателю Аудиенсии Памьесу, много лет проспавшие в потайном ящике его письменного стола, позабытые и тщательно спрятанные, выпали на прилавок. Привлекательная дама, прекрасно сложенная, бесстыдно смеялась им в лицо, обнажая изумительную, божественную грудь. Сердце дона Рафеля бешено заколотилось от унизительного осмотра, которому его подверг распроклятый владелец книжной лавки.

– Безусловно, безусловно, доктор, – успокоил его печатных дел мастер.

– Видите? – Его честь доктор указал на угол рисунка, в котором художник поставил свою подпись.

– «Тобиас», – прочел владелец книжной лавки. Он задрал голову вверх, как будто искал вдохновения на потолке. – Тобиас… Припоминаю, доктор… – Он бросил молниеносный взгляд на две серебряные монеты, чтобы удостовериться, что они все еще лежат на том же месте, и внезапно в голове у него прояснилось. – Улица Кануда, неподалеку от портала Санта-Анна. В третьем доме вниз по улице.

– В третьем?

– Вот именно. Тобиас… – Он постучал пальцем по гравюре, как раз по правому соску, как будто внезапно на него снизошло озарение. – Тобиас… Там у него вроде как мастерская… Лучше всего к нему прийти, когда стемнеет. – Это он сказал с ноткой презрения, как будто научные изыскания его чести не имели к нему никакого отношения, и отвернулся к прилавку, чтобы убрать с глаз долой две серебряные монеты, довольный тем, как хитроумно он заставил этого фальшивого доктора, ярого, как конь, раскошелиться и заплатить вдвое больше, чем тот собирался.

А доктор Массо, прощаясь с печатных дел мастером Гали и снова свернув гравюры в рулон, сгорал от стыда, но все же был полон радужных надежд, поскольку в денежном отношении дела его пока что шли весьма недурственно: на всякий случай он приготовил для владельца магазина пять серебряных монет.

Если бы донья Марианна узнала, что ее муж ходил по делам на пласа дель Пи, она бы удивилась. Если бы до ее сведения довели, по каким именно делам он туда ходил, она бы упала в обморок. А если бы ей показали эти гравюры, она бы просто умерла. Однако ее здоровье не подвергалось ни малейшей опасности, поскольку в тот момент она давала последние распоряжения слугам; она спросила Ипполита, где хозяин, и, не добившись внятного ответа, отправилась в семейную часовню перебирать четки с доньей Розалией Ферререс перед чтимым образом Блаженного Иосифа Ориолы. Донья Марианна и ее подруга провели вместе добрую половину дня в беседе о последних скандалах, происшедших в Барселоне. Всем видом своим говоря, «о боже, какой скандал», донья Розалия позволила себя убедить вступить в состав Дамского комитета по делам изменения маршрута Пасхальной процессии, с преувеличенной бодростью надеявшегося достичь, уже в текущем году, той цели, с которой он был создан. Как будто никто знать не знал, что о себе воображал сеньор епископ, прости господи; как будто никто и не догадывался, что каноник Пужалс, который на самом деле всем верховодил, в этом вопросе не уступит ни на шаг. Истощив эту тему, дамы перешли к анализу литургических возможностей продвижения в обществе, дарованных новогодним молебном во славу Господа, на который донья Марианна возлагала большие надежды, так как супруг подтвердил ей, что они оба будут сидеть в первом ряду, в креслах, в то время как умиравшей от зависти донье Розалии придется стоять всю службу на ногах в центре собора.