Ваша честь - [86]
Без сомнения, смерть злосчастного Андреу Перрамона уже никого не волновала. А участь голландского кровопийцы – и того меньше, к тому же вообще неизвестно, была ли у него душа. Жизнь идет своим чередом, и невозможно бесконечно помнить обо всем, иначе мы испытывали бы сплошную боль. Одни только Тереза да маэстро Перрамон собирались справлять Новый год, вздыхая, плача и вспоминая о своем Андреу и, может быть, о песенке, которую нашли на чердаке его дома.
Все вышло случайно. Дело было так: он решил зайти в трактир, чтобы спросить, можно ли оттуда послать письмо и когда именно оно отправится по назначению. Но вместо краснолицего трактирщика Нандо наткнулся на курьера, который месяц назад уже разыскивал его, а сейчас приехал в те края по другим делам, но по зову профессиональной гордости решил поинтересоваться, незнаком ли юноше некто по фамилии Сортс, гвардеец, как и он. От посыльного Нандо узнал не содержание письма, написанного ему маэстро Перрамоном, в котором говорилось: «Милый Нандо. Приезжай. Вернись. Мой сын в тюрьме. Его обвиняют в убийстве певицы де Флор», – а то, о чем в нем шла речь, в общих чертах: «Ваш друг по имени Андреу, лейтенант, сидит в тюрьме по обвинению в убийстве, и некто по имени Перрамон, человек пожилой, отчаянно пытается вас отыскать. Он ищет вас повсюду, но вы как сквозь землю провалились». И Нандо Сортс, лейтенант пехоты гвардии его величества, не дав посыльному завершить рассказ и подкрепившись бокалом красного вина, умчался на поиски доброго коня. День близился к вечеру, когда все наконец было готово: и, не испросив благословения каких-либо военных, церковных или гражданских властей, Нандо ускакал из Фраги, взяв с собой подставную лошадь и оставив позади сумбурное прощание с любезными хозяевами дома, где он обитал, категорический запрет врача отправляться в какие бы то ни было поездки, определенную сумму денег в благодарность за заботу и неотвязную мысль: «Как все это могло произойти за один месяц? За что, Андреу? Во что ты впутался?» Когда солнце за его спиной уже клонилось к закату, он понял, что вследствие такого внезапного отъезда из Фраги его запросто могли бы счесть дезертиром.
Ровно в десять часов утра его честь верховный судья дон Рафель Массо сидел в своем роскошном кабинете Королевского верховного суда провинции Барселона в Палау де ла Женералитат. Он был насмерть перепуган, потому что еще недавно дела его могли пойти из рук вон плохо и ему с грехом пополам удалось избежать серьезных затруднений. Но в то же время он уже начинал успокаиваться: пронесло… Дон Рафель открыл пустой ящик и снова закрыл его. Он вцепился обеими руками в ручки удобнейшего кресла и обвел взглядом картины и драпировку на стенах. Все это он чуть не потерял… но самое ужасное заключалось в том, что он едва не утратил доброе имя, честь, славу… Безудержный страх охватил все его существо; лысина под париком вспотела. «Должность-то еще ладно», – подумал он. Уж кому-кому, а ему было хорошо известно, что ничье выгодное положение на службе, что бы он ни делал, не может длиться вечно и всегда существует угроза, что его сместят, дабы напомнить всем верноподданным о крепости авторитета короля-рогоносца, Карла IV Рогатого, Карла IV Породистого Оленя.
Дон Рафель вздохнул. Ему, побившему все рекорды долгосрочного пребывания на посту, на который в любой момент могли назначить кого-нибудь другого, в тревожном климате Барселоны эпохи Бурбонов, было грех жаловаться! Дон Рафель пережил смену восьми губернаторов, зубами и когтями держась за свою должность. Председателем Верховного суда его назначил невыносимый, но очень кстати ему пришедшийся дон Херонимо Хирон де Моктесума Аумада-и-Сальседо
