Ваша честь - [84]

на Темном склоне по распоряжению его тетки, старухи-маркизы де Сентменат, которая уже три месяца тому как жарилась в аду, и тут нотариус сказал: «О Боже мой, а мне ведь как раз срочно нужно ехать в Барселону один документ передать», – и виконт, в восторге от свалившегося на него богатства и в противоречие принципу наименьшего действия, предложил самолично отвезти документ в Барселону, а нотариус не нашел слов, чтобы ему отказать, и льстиво заметил, что в целом мире не нашлось бы лучшего способа доставки для такой поклажи, чем карета виконта, а потом улегся в постель дальше охать.

Документ с изложением исповеди Сизета, в котором дон Рафель Массо обвинялся в убийстве молодой женщины, нагой, красивой и мертвой, сбился с верного пути с того самого мгновения, когда попал в руки безмозглого виконта Рокабруны. Ночь этот документ провел в борделе в Фейшесе; по дороге в Барселону путешествовал в непосредственном соседстве с грязным бельем виконта; в Монткаде, где виконт обедал, попал под дождь, а потом дня три или четыре пролежал в дорожном чемодане, пока Августина, как раз когда господин собирался принимать ванну, его не обнаружила. Особенно возиться с ним виконту не хотелось, и он отделался от него при первом же удобном случае, спросив у приятелей, которых созвал с тем, чтобы отпраздновать увеличение своего состояния: «Друзья, кто-нибудь из вас знает адвоката по имени Террадельес, ну что вам стоит, сделайте мне одолжение…» И застенчивый, практически незнакомый ему юноша, игравший на гитаре для их развлечения, сказал: «Я с ним знаком, сеньор виконт, и именно сегодня вечером увижусь с ним: уверен, он всенепременно будет на сольном концерте де Флор во дворце у маркиза Досриуса». Обвинительный конверт перешел из рук в руки; был День святого Мартина, и уже несколько дней в Барселоне лил дождь.

Книга третья. Блуждающий Плутон

Плутон – планета необычно малого размера для нашей Солнечной системы. На момент окончания века оставалось еще сто тридцать лет до его открытия. Но он существовал. Ни дон Рафель, ни доктор Далмасес, ни месье Мессье, ни мистер Гюйгенс даже и не подозревали о его существовании. Прошло всего девятнадцать лет с момента открытия Урана, и оставалось сорок шесть до открытия Нептуна. Но Плутон, бог преисподней, уже шел дорогой смерти в сопровождении тяжеловесного Харона, открытого только в 1978 году. Харон, перевозчик душ умерших и дитя ночи, – гигантская луна, по размеру почти тождественная своему хозяину. И оба они, Плутон и Харон, неустрашимые, немые и унылые, с величественной медлительностью продвигались вперед по королевству льда и теней, слегка отдалившись от эллиптической орбиты в зоне Тельца, отделявшей Охотника от его Жертв. Плутон и Харон передвигались свободно, как смерть, оставаясь незамеченными и невидимыми и все же неизменно присутствуя на небосводе. И если в тот год от Рождества Христова человек смотрел на небеса, не видя их, он ничем не отличался от всех прочих людей, ведь мы тоже притворяемся перед лицом собственной смерти, делая вид, что не замечаем ее.

1

Казнь злополучного Перрамона увенчалась блистательным успехом. А казнь моряка, убийцы проституток, решительным образом подтвердила благостный характер служения доньи Марианны де Массо. Если в первом случае очень кстати пришлось то обстоятельство, что она собственнолично, именно собственнолично, оплатила саван осужденного, то во втором случае она приняла непосредственное участие в том, чтобы казненному было выделено место на кладбище, поскольку семьи, которая могла бы об этом позаботиться, у него не имелось, да и откуда бы ей взяться у голландца и к тому же матроса. Донья Марианна с полным сознанием своего достоинства присутствовала на собраниях братства, где, к превеликому сожалению, в соответствии с мнением членов правления, по-прежнему поддерживались престранные идеи касательно активной роли женщин в деятельности братства Святой Крови Господней. С чем они уж никак не могли поспорить, так это с новым облачением для шествий (ее проект был утвержден без изменений) и с привилегией нести Свечу с Эмблемой, до того времени являвшейся исключительной прерогативой братства Обездоленных, «как будто они чем-то лучше нас».

Итак, жизнь шла своим чередом, ни шатко ни валко; донье Марианне доставляли немало хлопот новообретенные обязанности, возникшие в связи с ее успехами в обществе, которые повлекли за собой, в свою очередь, расширение круга визитов и ответных визитов, целью каковых является благодарность за нанесенный визит, но в то же время и приглашение нанести визит, чтобы отблагодарить за ответный визит: «Я даже не могу себе представить, откуда берутся такие люди, которые не знают, чем заняться». Дон Рафель, сумевший вовремя предотвратить свою погибель, чувствовал себя гораздо спокойнее. Поговаривали – и при других обстоятельствах он поддался бы панике, – что с приходом нового века не следует ожидать назначения нового губернатора, о котором столько судачили летом. Однако, как ни крути, такого рода катастрофа представлялась ему гораздо более предпочтительной (можно было продолжать в том же духе, что и раньше), чем то, что с ним едва не произошло по вине распроклятого Перрамона и его бумаг, из-за которых он чуть не стал притчей во языцех и, кто знает, глядишь, мог бы отправиться и на виселицу. А что же «Гайетана моя», жестокая насмешница над судейской любовью? Складывалось впечатление, что предварительным выводом касательно положения дел дона Рафеля в какой бы то ни было сфере являлась фраза «потихоньку да полегоньку», будь то душевное спокойствие, юридический статус, служба, политика, плотские утехи, любовь или деньги. Шел конец декабря тысяча семьсот девяносто девятого года от Рождества Христова, и его честь досадовал из-за того, что небо затянуто тучами вот уже столько дней подряд, понимая, что выносить телескоп в сад не имеет смысла, и размышлял, чем бы можно было заняться в пятницу, чтобы развеять скуку и провести вечер подальше от Марианны с ее историями из жизни братства, в которых черт ногу сломит, «а то прицепится ко мне, как клещ, а я ее историями уже сыт по самую макушку парика».