«Вампирический текст» в массовой литературе: от Дракулы к Калленам - [3]

Шрифт
Интервал

«He'd never been less human… or more beautiful. Face ashen, eyes wide…».[21] [Зверь, настоящий зверь… но какой красивый! Лицо мертвенно бледное, глаза блестят…][22]

Приведенных выше описаний достаточно, чтобы заметить то восхищение, которое вампиры вызывают у главной героини. Интересным представляется определение «godlike», божественный, которое маркирует резкое изменение оценки вампира в массовом сознании. Из ночного кошмара он превращается в предел девичьих мечтаний.

Для контраста можно обратиться к роману Брэма Стокера. «Теперь я мог хорошо рассмотреть графа. У него было утонченное лицо с тонким орлиным носом и широким лбом. Густые брови срослись на переносице. Под длинными усами рот казался неподвижным и жестким, зубы были острые, чрезвычайно белые и слегка выдавались над нижней губой, казавшейся слишком красной для человека его лет… руки графа сначала показались мне довольно красивыми и белыми. Но, приглядевшись, я увидел, что кожа на них грубая; на плоских пальцах длинные грязные ногти, на ладонях росли черные волосы… Лицо у него было бледное, как у мертвеца, а дыхание таким зловонным, что к горлу подкатила тошнота»[23]. Стоит ли отмечать, что у Эдварда Калена из «Сумерек» дыхание свежее и прохладное?

Безусловно, в образе вампира реализуется архетип «обаятельного негодяя», но необходимо отметить, что в «Сумерках» вампиры спасают девушку от нападения других вампиров (и это прямое нарушение указанного выше «вампирического нарратива»). В книге Майер вводится противопоставление «добрых» вампиров-вегетарианцев Каленов «злым» вампирам пьющим кровь. Само это противопоставление абсурдно для фольклорной и масскультовой традиции, но оно обосновывает, почему должно восхищать Калленами.

Питье крови всегда было определяющим для образа вампира. «Единственное условие их жизни — свежая человеческая кровь. Высосав достаточное ее количество, вампир молодеет и крепнет…»[24] И именно потребление крови младенцев и девушек / молодых женщин и приводит «общественность» в ужас. Калены же пьют кровь животных. При этом само потребление крови для них сродни «жажде», проявляющейся раз в месяц, а не каждодневному питанию.

Так же разительны отличия и в образе жизни. Дракула спит в гробу и совершает все свои дела только ночью. В противоположность ему Калены живут в шикарном доме: «the house was timeless, graceful, and probably a hundred years old. It was painted a soft, faded white, three stories tall, rectangular and well proportioned. The windows and doors were either part of the original structure or a perfect restoration»[25]. [Почему то дом Калленов я представляла себе иначе. Он оказался величественным, стильным и очень древним. Светло бежевого цвета, трехэтажный, дом свидетельствовал об отличном вкусе хозяев][26]. Они появляются на улице при свете дня, но они не любят солнечного света, потому что на солнце становится видно, что они не люди — их кожа начинает сиять. «His skin, white despite the faint flush from yesterday's hunting trip, literally sparkled, like thousands of tiny diamonds were embedded in the surface»[27].[Бледная кожа, слегка покрасневшая после вчерашней охоты, сияла, словно усыпанная алмазами. Эдвард неподвижно лежал на траве, а расстегнутая рубашка обнажала сверкающий мускулистый торс и блестящие руки.][28]

Они ходят в школу и на работу, а также посещают кафе и играют в бейсбол, т. е. ведут полноценную человеческую жизнь.

Итак, в «Сумерках» Стэфани Майер вампиры не боятся солнца, живут среди людей и взаимодействуют с ними, не пьют кровь людей и, наконец, спасают девушку от превращения в вампира.

Все вышеперечисленное изменяет сложившийся «вампирский текст». Но самое основное нарушение заключается в любви двух главных героев — вампира и девушки. Эта любовь счастливая, взаимная и незапрещаемая ни тем, ни другим обществом.

3. «Гламурные» вампиры как дань эпохе

Как следует из предшествующей части, вампиры из страшных превращаются в прекрасных, в своего рода воплощения гламура.

Понятие «гламур» чрезвычайно популярно сегодня.

Исследователь Д. А. Руднева отмечает: «в европейских языках термин «гламур» ведет свою историю от старошотландского glamour, в Средневековье толкуется как «колдовство», «чары». Современный язык изменил смысловое содержание этого термина, и в сознании современного человека гламур скорее связан со стилем жизни или стандартом красоты, нежели с магическими воздействиями»[29].

«Мода и вкус, конфликтующе соединенные «в одном флаконе» — вот ключевые понятия для гламурной культуры, которые у некоторых наблюдателей вызывают ассоциации со стильностью, элегантностью, рафинированностью как безусловно положительными качествами, а у других, совсем наоборот, связываются с манерностью, вычурностью, фальшивостью и демонстративной неискренностью. Оценка гламура, таким образом, зависит только и исключительно от личной вкусовой позиции оценивающего»[30].

«Гламур представляет собой стиль жизни, подчеркнуто сосредоточенный на статусах — реальных или мнимых. Престижное потребление воспитало особый класс покупателей, которые готовы платить внушительные суммы не за качество изделия, а за известные символы, обозначающие «раскрученный» бренд. В «потреблении напоказ» важен не сам процесс потребления, а его демонстративная природа. Факт публичного потребления повышает, таким образом, капитализацию бренда и подчеркивает исключительность человека, потребляющего этот бренд.


Еще от автора Татьяна Игоревна Хоруженко
Русское фэнтези на границе с детективом: трансформации жанра

Рассматриваются возможности синтеза двух популярных жанров массовой литературы: детектива и фэнтези. Цель работы — выявить, какие элементы структуры заимствуются из детективного повествования и как они адаптируются для фэнтези. Заимствование детективных элементов происходит двумя способами: в первом случае — в волшебном детективе — в антураж фантастического повествования переносится структура детективной новеллы (сыщик, его помощник, преступник, обязательное наличие загадки и т. д.); во втором случае — в «городском фэнтези» — из детектива заимствуется не сама форма, а атмосфера тайны, пронизывающая все повествование. Делается вывод о том, что фэнтези обладает большим потенциалом для гибридизации с другими жанрами массовой литературы.


Мотив Второго пришествия в современной русской фэнтези

Мотив Второго пришествия занимает особое место в российской фантастике рубежа двух тысячелетий. В последние десятилетия библейские аллюзии все чаще проникают в жанр фэнтези. Целью статьи было проанализировать особенности воплощения мотива о Втором пришествии в русской фэнтези. Материалом послужили произведения современных авторов Ю. Вознесенской, Н. Перумова, В. Хлумова, С. Лукьяненко и Т. Устименко. В каждом из рассмотренных текстов возникает история Второго пришествия. При этом отношение к образу Спасителяи его повторному пришествию в мир варьируется: от почтительного ожидания (Ю.


Рекомендуем почитать
Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Очерки, эссе, информативные сообщения советских и зарубежных публицистов рассказывают о судьбах книг в современном капиталистическом обществе. Приведены яркие факты преследования прогрессивных книг, пропаганды книг, наполненных ненавистью к социалистическим государствам. Убедительно раскрыт механизм воздействия на умы читателей, рассказано о падении интереса к чтению, тяжелом положении прогрессивных литераторов.Для широкого круга читателей.


Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Данное исследование частично выполняет задачу восстановления баланса между значимостью творчества Стругацких для современной российской культуры и недополучением им литературоведческого внимания. Оно, впрочем, не предлагает общего анализа места произведений Стругацких в интернациональной научной фантастике. Это исследование скорее рассматривает творчество Стругацких в контексте их собственного литературного и культурного окружения.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.