Они поссорились. Илья Васильевич не доел завтрака и ушел, хлопнув дверью. Это было глупо, потому что ни в малейшей степени не разрешало проблему, а только запутывало ее.
В больнице его встретили испуганные лица. Ночью на операционном столе скончалась девушка, которую доставили с ножевой раной. Оперировал Рыбаш, ассистировал Григорьян.
Не поднимаясь к себе в кабинет, Степняк пошел в приемное отделение. Его никто не заметил, и он несколько минут молча наблюдал за тихой обычно процедурой сдачи смены. Сегодня все нервничали, было шумно и людно.
Окунь, который сейчас должен был находиться во второй хирургии, почему-то вертелся в приемном отделении, жадно расспрашивая о мельчайших подробностях ночного происшествия и бормоча:
— Пахнет прокурором, пахнет прокурором…
Григорьян, дежуривший в ночной бригаде хирургов, тоже был тут и все порывался что-то сказать Рыбашу, который, не слушая его, спорил с сестрой, регистрировавшей этой ночью поступавших больных.
— Вы обязаны были записать их фамилии и адреса, — громко говорил Рыбаш.
— Я обязана записывать только больных, а не сопровождающих!
— Вы дура и формалистка! — крикнул Рыбаш.
— Андрей! — вскрикнула Ступина, которую Степняк сначала не заметил — ее скрывала полотняная занавеска, отделявшая смотровую часть приемного отделения от стола регистрации.
— Погоди, Марлена, — нетерпеливо отмахнулся Рыбаш и снова обрушился на сестру: — С вашими куриными мозгами газировкой торговать, а не в больнице работать! Неужели вы не понимаете…
Сестра побагровела:
— Вы не имеете права оскорблять, я буду жаловаться… у меня свидетели…
Степняк уловил мгновенную злорадную усмешечку Окуня и угрожающе тихо сказал:
— Прекратите базар.
Все сразу замолчали. Только Рыбаш, еще не остыв, возмущенно повернулся к нему:
— Илья Васильевич, она…
— Прекратите, — повторил Степняк, сжимая кулаки в карманах халата. — Почему здесь столько посторонних? Вы, например, Егор Иванович…
— Такие тяжелые события в нашем отделении, — начал Окунь.
Степняк не дал ему договорить:
— Тем более следует быть на месте. Товарищ Ступина, а вы что тут делаете?
Марлена вызывающе вскинула голову:
— Жду Рыбаша.
— Напрасно. Он сегодня сильно задержится. Товарищ Григорьян, вы?
Осунувшийся и пожелтевший за ночь Григорьян упрямо мотнул головой:
— Я ассистировал Андрэю Захаровичу и никуда нэ уйду, пока нэ выяснится…
— Ладно, — сказал Степняк, — выяснять будем у меня в кабинете. Сестра, вы сдали смену? Идемте с нами.
Не глядя на Окуня и Ступину, он распахнул дверь.
В кабинете Рыбаш сухо и скупо доложил о том, что в первом часу ночи трое мужчин принесли на руках раненую девушку. Рабочие того самого завода, откуда в день открытия больницы Таисия Павловна Бондаренко привезла электрокамины. Возвращаясь с вечерней смены, они услышали отчаянный женский крик и бросились на голос. Почти у самых больничных ворот лежала девушка. Торопясь оказать ей помощь, они не стали искать милицию, не вызвали скорую помощь, а на руках притащили раненую в больницу. По-человечески рассуждая, это было естественно и разумно.
Дежурную бригаду возглавлял Рыбаш. Он сразу определил, что рана тяжелейшая. Пока санитарка и сестра стаскивали с девушки намокшую от крови одежду, Рыбаш по телефону велел готовить операционную и вместе с раненой поднялся в лифте. Она все время была без сознания.
Рыбаш в нескольких словах описал характер ранения — ножевая рана в области сердца — и уже начал подробно объяснять ход операции, но его перебил Григорьян. Вскочив со стула и ероша свои жесткие, мелко вьющиеся волосы, он убежденно воскликнул:
— Товарищ Стэпняк, Андрэй Захарович прэуменьшает свою работу! Клянусь, он сдэлал все возможное и нэвозможное…
— Погодите, Григорьян, — остановил его Илья Васильевич. — Никто в Рыбаше не сомневается. Но операцию мы будем обсуждать подробно на врачебной конференции и сопоставим ваши данные с протоколом вскрытия. Таков общий порядок. Кто из вас первый видел рану?
— Я, — сказал Григорьян. — Ее принэсли при мне, и я сразу вызвал Андрэя Захаровича.
— Ясно. А из-за чего, собственно, был спор с сестрой?
Сестра, только и ожидавшая этого вопроса, скороговоркой зачастила:
— Доктор Рыбаш вообще считает, что он один умный, а кругом дураки. Спросите кого хотите…
Степняк резко оборвал ее:
— Помолчите! — Он повернулся к Рыбашу: — Прошу, Андрей Захарович.
Рыбаш ответил неохотно.
— Оказалось, что в одежде умершей не было никаких документов. Неизвестно, кто она. И неизвестно, кто ее принес.
— Вы же сказали — рабочие…
— Они назвались рабочими электрозавода, — хмуро объяснил Рыбаш, — но сестра даже не спросила их фамилий и адресов.
Сестра тотчас огрызнулась:
— А вы велели? Откуда я знала, что вы ее зарежете и вам понадобятся…
— Молчать! — гаркнул Степняк.
История оборачивалась очень скверно. Он был достаточно опытен, чтобы мгновенно представить себе все неприятности, грозящие не только Рыбашу, но и больнице. Смерть на операционном столе — что может быть хуже с точки зрения Бондаренко?
Степняк даже зубами заскрипел: уж если не заладится…
Он не успел додумать. В дверь настойчиво постучали и, хотя он крикнул: «Я занят!», дверь отворилась. Лознякова с непроницаемым видом (очевидно, уже все знает!), негромко сказала: