Вам доверяются люди - [55]

Он поразился.

— Как это не пойдешь? Как ты можешь не пойти?

— Но нельзя же устраивать свадебное торжество из случайного кинопросмотра!

— А почему?

— Ну, если ты не понимаешь…

В эту минуту ей больше всего хотелось вырвать свой локоть из железной руки Рыбаша и, не отвечая, уйти. Однако он не разжал пальцев, и она, пересилив обиду, стала приводить всевозможные доводы. Он только посмеивался. Тогда, в отчаянии, она сказала:

— Неужели ты хочешь обидеть своих родителей? Ведь мы же не можем пригласить туда никого — ни твоих стариков, ни мою мать с отчимом…

Он пробормотал:

— Разве и в ресторан нельзя?

Она почувствовала, что он колеблется.

— Конечно! А они будут кровно обижены. Нет, я не могу, Андрюша… Я, наоборот, хочу заслужить…

— Ты уже говорила. А я не хочу ждать…

В нарядно-безмолвном утре голос его прозвучал слишком резко. Медленный снегопад начинался под зимним солнцем. Невесомые, редкие снежинки важно плыли и кружились в морозном воздухе, задумчиво оседая на сером асфальте. Бесшумное их падение рождало ощущение удивительного покоя и тишины. Марлена и Рыбаш шли под руку, тесно прижавшись друг к другу, и тротуар, убегая вдаль, становился всё белее и белее перед ними.

— Я не хочу ждать, — мягче повторил Рыбаш.

Марлена остановилась.

— Хорошо. Я тоже не хочу. Но вообще-то… как… где мы поселимся?

Он ответил мгновенно:

— Дурочка, неужели в Москве нельзя снять комнату? И мы ее сегодня снимем. И сегодня же переедем.

Но, конечно, это была одна из его безудержных фантазий. Им не удалось снять комнату ни в первый день нового года, ни через неделю, ни после того, как они побывали в загсе.

В загсе они снова чуть не поссорились.

Симпатичная, кругленькая девица с очень веселыми глазами, регистрируя их брак, как нечто само собою разумеющееся спросила Марлену:

— Принимаете фамилию мужа?

Марлена быстро ответила:

— Нет, оставляю свою! — И почувствовала, что Рыбаш насупился; не поворачиваясь к нему, словно объясняя девушке, она негромко добавила: — В память об отце… я не могу менять фамилию.

Наступила долгая пауза. Девушка выжидательно посматривала на обоих. Наконец Рыбаш не то шумно глотнул, не то перевел дыхание.

— Я очень сожалею, но она, видимо, права.

Потом, когда они уже вышли из загса, он задумчиво повторил:

— Ты действительно права насчет фамилии. Но в следующий раз предупреждай заранее.

Марлена расхохоталась:

— О чем предупреждать? О том, что я не могу менять фамилию? Но нам это никогда больше не понадобится!

Он ответил очень серьезно:

— Обо всем неприятном. Я тебе говорил: я человек грубый и несдержанный.

— Но ты же умный! — искренне возразила она.

Ему польстило ее возражение, и он милостиво согласился:

— Умные тоже бывают вспыльчивыми.

— Хорошо, буду предупреждать, — покорно сказала она.

Тем не менее они скоро снова поссорились.

Марлена очень старалась думать «мы» вместо «я», хотя внешние обстоятельства не способствовали этому: они жили врозь, и ей все еще не приходилось сталкиваться с теми милыми или раздражающими мелочами, которые рождают это «мы» и составляют совместный быт людей. По утрам, когда за окном еще темно и так не хочется поднимать голову с подушки, когда так дорога каждая минутка блаженной дремоты, ей не надо было вскакивать первой, чтобы приготовить хоть самый незатейливый завтрак. Ей не надо было после работы, как Анне Витальевне Седловец и даже спокойной, уравновешенной Нинель Журбалиевой, бегать по магазинам, чтобы купить хотя бы полуфабрикаты на обед. Она не знала, когда кончается у него запас чистых носовых платков, и не тратила драгоценного свободного времени на постирушку. Она еще ни разу не отвозила его белье в прачечную и очень стеснялась, забирая впервые у его матери целую груду порвавшихся носков Андрея, чтобы заштопать их дома.

— Что умею, то умею, — стараясь под шуткой скрыть смущение, говорила она, — это у меня вторая профессия — штопаю артистически.

Она не спала до четырех утра, выводя тончайшую паутинку на рваных пятках. На следующий день она небрежно сказала ему:

— После работы зайдем к нам, заберешь свои носки — задание выполнено!

— Какое задание? — удивился Рыбаш.

— Ну, я же вчера взяла у вас дома твои носки…

Он немедленно разозлился:

— Узнаю маму. Все еще мыслит черкасскими категориями — как бы сэкономить пятачок.

— Ну и правильно, — солидно возразила Марлена, сама для себя разыгрывая роль опытной хозяйки, — не выбрасывать же хорошие носки, если на каждом всего одна дырочка на пятке…

Рыбаш насмешливо прищурился:

— Ты очень деликатна. Во-первых, не дырочка, а дырища. Во-вторых, я терпеть не могу штопаные носки: они натирают ноги. В-третьих, если б ты пораскинула мозгами, то поняла бы, отчего все дырки на одном месте.

Ей стоило больших усилий ответить с той же насмешливой интонацией:

— Во-первых, моя штопка не может натереть ногу. Во-вторых, следовало бы сказать спасибо хоть за то, что я возилась. В-третьих, как это я могу раскидывать мозгами по поводу твоих дырок?

Рыбаш покаянно вздохнул. Оба они только что пришли в больницу, встретившись, как всегда, на троллейбусной остановке, и, сняв пальто, ждали, пока гардеробщица подаст им халаты.