Вам доверяются люди - [48]

Тогда нужны грелки, инсулин, глюкоза, что-нибудь сердечное. Ну и, конечно, снотворное. Чтоб он заснул. Но все-таки сначала надо еще расспросить больного. Немножко подробнее. И посмотреть, что там записали, в приемном отделении.

Она подходит к сестре, поджидающей ее возле своего столика в коридоре. Коридор слабо освещен. На столике горит лампа с низко наклоненным абажуром. Сноп света падает на незаполненную историю болезни. Марлена берет карту. Сверху четким почерком Гонтаря проставлено: «Фельзе Витольд Августович. 33 года. Инженер-проектировщик. Место работы — архитектурная мастерская…» Адрес. Графа «диагноз» пуста. Ее должна заполнить Марлена.

Сестра хочет уступить ей свое место. Это единственная пожилая сестра в терапии и безусловно опытная. Но у нее всегда такой неприступный вид, углы губ презрительно опущены, а взгляд ускользает. Все-таки Марлена решается:

— Скажите, сестра (хоть убейте, Марлена не может в эту минуту вспомнить ее имя-отчество), вам приходилось наблюдать диабетическую кому?

— Приходилось.

— Вы видели этого Фельзе? — Марлена кивает на незаполненную историю болезни. — По-моему, здесь именно такой случай?

Они обе стоят у столика. Марлена по-ученически старательно перечисляет свои соображения. Сестра отчужденно слушает.

— Права я? — спрашивает Марлена.

— Возможно. Какие будут назначения?

Марлене хочется стукнуть эту бездушную бабу. Но она ограничивается тем, что резко приказывает:

— Грелки. Инсулин и глюкозу внутривенно. Потом кордиамин. И дайте таблетку мединала.

Затем она возвращается в палату.

Фельзе встречает ее встревоженным взглядом. Она ощупывает его ледяные ноги.

— Вам холодно? Сейчас сестра принесет грелки. Сделаем укол. И выпьете порошок… А как вы чувствовали себя в последнее время?

— Отлично. Вообще не помню, когда болел.

— Питаетесь хорошо?

Он недоумевающе смотрит на Марлену:

— Как все. Обедаю в столовой неподалеку от места работы.

— Аппетит?

Он опять слегка улыбается.

— Не жалуюсь. Наоборот, жалуются на меня: съедаю по два вторых. И через час опять хочу есть.

Марлена одобрительно поддакивает. Все признаки диабета.

— И пьете много?

— Пью? Если вы о водке, то почти не пью. А вообще меня считают водохлёбом.

— Вес? Вы не теряли в весе?

— Не взвешивался, но… — Глаза человека сужаются, он пристально и недружелюбно смотрит на Марлену. — Вы что же, доктор, полагаете, это рак?

— Какой рак? С чего вы взяли?

Марлена готова надавать себе пощечин. Сколько раз и Степняк, и Лознякова твердили молодым врачам, что есть больные не просто мнительные, но подозрительные и что поэтому требуется двойная, тройная осторожность при опросах. Не заронить подозрения! И даже в тех случаях, когда ты, врач, знаешь самую страшную истину, не позволить догадаться! Лгать, лгать до последнего, лгать убедительно, глядеть в глаза, находить доводы. «Весь МХАТ должен завидовать вашему актерскому мастерству!» — говорил Степняк. И вот, нате!

— Откуда вы взяли рак? — негодующе повторяет Марлена. — Простой обморок — это бывает даже при засорении желудка, — но пока нужен абсолютный покой. Никаких движений, ни в коем случае не вставать с постели… Тетя Глаша!

Старуха бесшумно приближается.

— Тетя Глаша, этого товарища поручаю вам лично. Ему совершенно нельзя шевелиться, понимаете?

— А кому из них можно-то? — вздохнув, говорит тетя Глаша и кивает на соседнюю койку, где, не то всхрапывая, не то постанывая, спит командировочный гипертоник. — Да вы не сомневайтесь, Марлена Георгиевна, услежу.

— Сейчас придет сестра и, пожалуйста, поскорее засыпайте, — с шутливой просительностью обращается Марлена к больному и делает шаг к двери.

— Постараюсь, доктор, вы меня чрезвычайно успокоили, — иронически отвечает он и прикрывает глаза.

В коридоре Марлену вновь охватывает острый приступ самокритики. «Идиотка! — говорит она себе. — Коновал, а не врач! На пушечный выстрел нельзя подпускать к больным…»

Она подходит к столику сестры и в графе «диагноз» пишет: «Диабетическая кома». Затем, после секундного колебания, ставит вопросительный знак. Перестраховка? Нет, честность. Она не имеет права считать свой диагноз окончательным.

Ох, была бы тут Лознякова! Да хоть с кем-нибудь из врачей посоветоваться… Пойти позвонить в приемное отделение? И Наумчик и Андрей — оба осматривали этого Фельзе. А опыта у них несравненно больше.

Она идет в ординаторскую и, открыв дверь, на секунду останавливается на пороге.

Неужели это было сегодня? Неужели сегодня Андрей целовал ее? Неужели сегодня так круто, так непостижимо прекрасно изменилась ее жизнь? Не надо больше сомневаться: позвонит — не позвонит… Не надо украдкой ловить его взгляд. Не надо притворяться равнодушной, когда хочется побежать навстречу. Случилось! Случилось! Случилось!!

Ей хочется запеть, закричать во весь голос о том, как она счастлива…

Нельзя. Нельзя. Она врач. Она на дежурстве.

В нескольких метрах отсюда лежит человек. Ему всего тридцать три года. Он, может быть, очень талантлив. Может быть, какая-нибудь Марлена, Нинель, Анечка, Оленька — та, с которой он танцевал, когда неожиданная боль ударила и согнула его, — может быть, она также ждала сегодняшней ночи?