Валерий Попенченко - [12]

Я не возражал. Тем более, что мы не могли предположить, что бой с Робинсоном, конечно, не с Рэем, а молодым, сильным негром, стремящимся на профессиональный ринг, был у Попенченко еще впереди…

5

Воспоминания… Воспоминания, связанные с Попенченко и Кусикьянцем. Я намеренно и справедливо ставлю эти фамилии рядом. Многое уже подробно рассказано, особенно о наиболее ярких страницах их спортивной биографии.

Но этапы этого восхождения следует, на мой взгляд, очень кратко перечислить. Хотя бы главные.

По-разному складывается судьба большого мастера. Стечение обстоятельств, подчас даже счастливый случай — и вчера еще совсем безвестный боксер становится кумиром публики и «звездой» ринга. Вряд ли надеялся молодой перворазрядник Владимир Сафронов общим рейсом из Мельбурна вернуться заслуженным мастером спорта.

Мало кто даже из известных тренеров надеялся на юного Владимира Енгибаряна перед чемпионатом Европы 1953 года в период расцвета силового бокса. Сам же боксер яркой индивидуальности, первый представитель нового, игрового направления, вынужден был пойти компромисс, на «маневр», ценой синяков и шишек, полученных в силовой рубке, чтобы пробить себе дорогу в Варшаву. А там его ждал небывалый триумф — золотой пояс чемпиона и, к удивлению тренеров сборной, — специальный приз за лучшую технику и тактику…

Попенченко не шел на компромисс, на «маневр», дабы пасть на чемпионат Европы в Москву. Не было у него особых льготных условий, чтобы, минуя отборочный турнир, получить «визу» в Лужники. В марте, пройдя через горнило жесткого турнира претендентов, Валерий воевал право на поездку в Москву. Он был единственным из всех чемпионов того года, кто на ринге подтвердил свое право сильнейшего.

На последней прикидке с Алексеем Киселевым в родном зале «Динамо» он, пожалуй, волновался больше, чем и первом бою с итальянцем Мурру, не говоря уже о бое с опытным югославом Яковлевичем. Один Кусикьянц внешне был спокоен, даже слишком спокоен, и это передалось его ученику.

«Соберись, Валера! Работай на контратаках, опережай его, чаще меняй стойку, не забывай, — он левша!»

Первый раунд Киселев провел жестко, часто пуская в ход свою коронную левую. Терять ему было нечего. У него был один-единственный шанс стать первым номером во втором среднем весе — это поймать на удар, послать Валерия в нокдаун.

В перерыве Кусикьянц шептал, улыбаясь: «Молодец, задачу выполнил хорошо. Главное, не горячись, в ближнем бою в клинч не входи, можешь рассечь бровь. Работай только на средней дистанции. Вспомни Киев. Но и не забывай Леселидзе!.. Ясно?»

Валерий молча кивнул головой. Ему все было предельно ясно. Он помнил прошлогодний майский финал с Киселевым, бой был остановлен в первом раунде, за явным преимуществом. Это был двойной праздник, он сделал хороший подарок своим друзьям и болельщикам в День пограничника. Помнил он и печальный урок спарринга в Леселидзе, когда один-единственный пропущенный сильный удар Феофанова склонил чашу весов не в его пользу и лишил его права поездки в Белград. Не было тогда рядом Григория Филипповича…

Между тем страсти на ринге разгорелись настолько, что Виктор Иванович Огуреиков остановил бой и предложил обоим работать только по корпусу. И здесь Валерий, избегая ответных тяжелых ударов противника, умело выписывает замысловатую вязь боя, заканчивая одиночные удары серией коротких, как пулеметная очередь, ударов без замаха, как на тренировке с мешком. Действия его отработаны до автоматизма. Нельзя было не любоваться Валерием. Рядом с ним его соперник, широкоплечий, с налитыми бицепсами, крупным скуластым лицом, выглядел неуклюжим тяжеловесом.

Казалось, на ринге, как на сцене, в бешеном ритме пляски, выделывая замысловатые коленца, крутился одержимый танцор. Измотав вконец своего партнера, он не видел и не слышал ничего вокруг. Его стихией был бой. На ринге творил мастер по высшим законам боксерской эстетики.

Кусикьянц взволнованно потирал руки и бормотал что-то себе под нос. Он был доволен.

— Мангуста и только!

— Что-что? — не расслышал я.

— Мангуста, говорю. Знаешь, зверек такой есть, гибкий, небольшой, но с мертвой хваткой. Так вот, мой Валера — это и есть мангуста, — с гордостью произнес он.

Ну как, нормально? Выиграл я? — тяжело дыша, спрашивал меня Валерий, снимая перчатки, сам еще, видимо не веря, что наконец-то получил он «добро» на большой ринг.

— Отлично. Считай, что ты уже в Лужниках! Больше убеждать некого, — твердо сказал я.

— Как некого? А Европу, а прессу? — пошутил Кусикьянц и серьезно добавил: — Не остывай, Валера, побегай, разминку сделай, а потом на лапах побалуемся. Разбор учений сделаем…

В Новогорск возвращались весело, с песнями. Валерий смеялся, шутил.

Сбор, тренировки, боевая практика — все было позади. Впереди турнирные бои. О них сегодня никто не думал, во всяком случае, не говорили.

Киселев сидел в углу автобуса, печальный и озабоченный, весь ушел в себя. Валерий старался ободрить чувствуя себя как бы виноватым.

Вот уж действительно Валерий щедр душой с избытком, Чувствуя, что он не в силах расшевелить Киселева, удрученного окончательным решением тренерского совета, Валерий пересел ко мне, устроился у окна в правом углу автобуса и притих… Потом вдруг, как бы опомнившись и ища сочувствия, наклонившись к самому уху, с жаром заговорил: