Глава XXIX. Сходка в лесу
…Утолив жажду, Ниночка и Евсеев вернулись на облюбованное ими местечко, под тень развесистой берёзы.
Гликерия Константиновна со скучающим видом повернулась к подошедшим и спросила:
— Когда же начало?
— Сейчас, вероятно, начнут.
— И нужно было нам торопиться.
— Смотрите, публика собирается в кучку, — заметила Ниночка, поднимаясь на ноги.
— Идёмте и мы…
Они присоединились к группе железнодорожников, столпившихся на средине поляны…
— Надо, господа, председателя выбрать, — слышались неуверенные голоса.
— Разумеется. Иначе прения примут беспорядочный характер…
— Не нужно председателя. Это неудобно.
— Почему неудобно?
— Странный вопрос! По причинам, вполне понятным.
— Пустяки! Ведь здесь собрались все свои. Чего же опасаться? Не понимаю!
— А вы, товарищ, поручитесь за это? Да, наконец, мы не в собственной квартире, а в лесу…
— Совершенно верно. И деревья имеют уши…
— Так как же быть, товарищи?..
— Очень просто: обойдёмся без председателя.
— Будем говорить в очередь…
Тут из задних рядов вынырнул маленький человечек в больших тёмных очках, в пиджаке и синих студенческих брюках.
Он махнул рукой, желая обратить на себя внимание толпы, и громко крикнул:
— Товарищи! Все ли мы собрались!? Может быть, часть публики гуляет по лесу? Нужно подать сигнал. У кого есть револьвер?
Револьверов нашлось несколько.
— Стреляйте в землю!
Выстрелили два раза.
Гулко застонало эхо.
Перекинулось далеко по роще.
Результаты сигнала не замедлили сказаться: из кустов потянулась остальная публика.
— Ну, теперь всё, можно начать.
Опять вмешался чёрненький человечек.
— С вашего позволения, товарищи, я возьму первое слово…
— Начинайте! Слушаем…
— Да кто это такой?
— Тише… Это один из комитетских, — многозначительно шептали посвящённые в дело.
— Оратор от комитета… слушайте…
Большинство присутствующих не знало этого субъекта. Только некоторые, близко стоящие к железнодорожному комитету, были предуведомлены о том, какую роль должен был играть на сходке господин в очках и студенческих брюках.
…Когда волнение, вызванное появлением незнакомца, несколько улеглось и разговоры стихли, над толпой раскатисто пронеслись чьи-то слова:
— Передние ряды сядьте на землю! Остальным будет лучше слышно.
Смеясь, перебрасываясь шутливыми замечаниями, часть публики опустилась на траву.
Задние ряды сдвинулись поближе.
Человечек в очках откашлялся, сдвинул на затылок фуражку и начал:
— Товарищи! Мы собрались сюда за тем, чтобы обсудить общими силами, как нам следует отнестись к петербургскому циркуляру.
Оратор сделал паузу и обвёл внимательным взглядом свою аудиторию.
— Полагаю, что содержание этого циркуляра всем вам известно?
— Да, да, конечно…
— Нет, лучше прочитайте.
— Огласите, товарищ, этот документ! Может быть, некоторые не знают.
Оратор порылся в карманах и извлёк печатный экземпляр циркуляра.
— Здесь слышались голоса, что необходимо огласить содержание этой бумаги. С своей стороны, я полагаю это вполне целесообразным и поэтому приступаю к чтению. Слушайте же!
Документ был прочитан.
— Как видите, товарищи, цель этого циркуляра вполне ясна. Нас хотят запугать. Надеются, что мы добровольно сложим оружие, малодушно очистим поле сражения. Но, товарищи, нам ли бояться этих пустых угроз!? Каждый из вас сумеет разобраться в настоящем положении вещей. В борьбе за свои права, отстаивая свои классовые интересы, мы не должны отступать ни на одну пядь!
Уверенный тон оратора, видимо, импонировал толпе.
Раздавались отдельные одобрительные восклицания.
Сыпались едкие остроты по адресу начальства.
Человек в очках спокойно и уверенно развивал выставленное им положение.
В его манере говорить сказывалась привычка к публичным выступлениям.
Он умел, видимо, держать свою аудиторию в крепких руках, создавать среди слушателей то или иное настроение.
Хотя успеху его речи несколько мешал заметный еврейский акцент.
Голос также был недостаточно силён…
Наиболее экспансивная часть публики — молодёжь — слушала оратора с увлечением.
Раза два срывались аплодисменты.
— У нас хотят отнять единственное наше пока оружие, — уже хриплым от утомления голосом выкрикивал оратор. — Нам грозят! Нас запугивают, как детей! Товарищи, не рисуется ли вам вполне естественный выход из данного положения? Чем, по-вашему, мы должны ответить на этот циркуляр?! Товарищи, призываю вас стойко бороться за свои права! Мы должны показать, что не боимся репрессий. Когда просыпается общественное самосознание, когда окрылённая свободная мысль разбивает вековые оковы, то ничто в мире не может противостоять этому натиску! Вот здесь, в этой жалкой бумажке нам говорят: «Откажитесь от своих надежд на лучшее будущее. Откажитесь от славной и честной борьбы за лучшую долю, за освобождение трудящегося люда». Нет, товарищи, мы не откажемся и не отступим назад! И единственным, достойным наших убеждений ответом на этот мёртворождённый циркуляр — будет забастовка!
Оратор замолчал и вытер платком вспотевший лоб.
Дружные аплодисменты покрыли его заключительные слова.
— Браво! Правильно!
— Мы должны бастовать.
