В такие минуты Евсееву хотелось выйти из-за конторки и надавать плюх этому самодовольному краснощёкому франту. Ему стоило большого труда сдерживать своё негодование.
Раз как-то он не выдержал и спросил её:
— Отчего Вы, Агния Степановна, не дадите этому субъекту надлежащего отпора?
Девушка подняла на Евсеева большие тёмные глаза и испуганно прошептала:
— Что Вы, что Вы!? Да как же это я… Ведь, он же начальство…
И в этом ответе была она вся — бедная, одинокая, запуганная жизнью девушка.
Евсеев не мог не заметить, что после вышеописанной сцены Агния Степановна стала относиться к нему как-то иначе, с большей доверчивостью.
Когда ей в оригинале встречалось какое-нибудь неразборчиво написанное слово, она подходила к конторке Евсеева и своим слабым, тихим голоском просила помочь ей.
…Однажды, с месяц тому назад, Агния Степановна до того отступила от своих обычных привычек, что даже сама осмелилась начать с Евсеевым разговор.
Это было утром минут за пятнадцать до начала занятий.
В комнате они были только двое.
— У Вас должно быть очень много работы? — спросила она его.
Евсеев, удивлённый этим неожиданным обращением, поспешил ответить:
— Нет, отчего же… Вероятно, не больше, чем у других.
— У Вас очень утомлённый вид.
— Я работаю дома. Готовлюсь на аттестат зрелости.
— Вероятно, это очень трудно.
— Что, собственно, трудно?
— Работать и на службе и дома.
— Ничего, я привык… Вы сами, Агния Степановна, тоже нехорошо выглядите. Слишком переутомляете себя…
— Да, теперь я больше работаю. Я хожу по вечерам. Дали отдельную работу. До самой Пасхи хватит.
— Вероятно, Вам за это заплатят отдельно?
— Обещали заплатить… Перед Рождеством я тоже работала сдельно. Весь декабрь… Дали пятнадцать рублей.
…Пришли остальные конторщики.
Разговор оборвался.
…Вот этой-то Агнии Степановне Евсеев и решил передать прокламацию.
Он подошёл к её столику и незаметным образом положил листок.
Близко наклонился к девушке и шепнул:
— Прочтите, ещё успеете до конца занятий.
Она удивлённо посмотрела на него, но утвердительно кивнула головой.
…Пробило четыре часа.
Контора быстро опустела.
Евсеев, зная, что Агния Степановна уходит позже всех, в свою очередь, задержался.
Когда они остались в комнате одни, девушка подошла к нему и молча протянула листок.
В её глазах Евсеев заметил какое-то новое выражение; похоже было, что она удивлена и вместе с тем обрадована.
Точно грезила с открытыми глазами.
— Прочли?
— Да… Ах, если бы всё это сбылось!..
Глава XXVIII. Брожение среди железнодорожников
Первые семена, брошенные, хотя и неумелой, неопытной рукой, но брошенные на благоприятную почву, дали хорошие всходы.
Оттиснутые на гектографе листки распространялись теперь по всем службам, захватывая всё больший и больший круг читателей.
Время для пропаганды было выбрано как нельзя более удачно.
События на Дальнем Востоке и забастовочное профессиональное движение в России, неудовлетворённость материального положения большинства служащих, — всё это создавало такие условия, при наличности которых многочисленные семьи железнодорожников быстро революционизировались, заражались духом протеста.
Как и всегда в дни переоценки ценностей, среди железнодорожников замечалось два течения.
Были сторонники старого порядка вещей, с раздражительным скептицизмом относившиеся к новым веяниям; были и защитники этих последних.
По мере того, как росла пропаганда, число сторонников движения всё увеличивалось.
Листки теперь уже открыто передавались из рук в руки.
Читались вслух и тут же подвергались горячему обсуждению и критике.
Многое в этих листках для благоразумного большинства казалось неуместным и преждевременным.
Молодёжь же горячо толковала о политике, чуть ли не о созыве учредительного собрания.
Более положительные, практические умы обсуждали вопрос об улучшении материального быта.
…По всем службам ходила выработанная железнодорожным комитетом программа минимума требований.
Перед мелкими железнодорожными сошками развёртывались золотые перспективы.
Прибавки к окладам, уменьшение рабочего времени, государственное страхование и многое ещё такое, что им раньше и во сне не снилось.
Во множестве распространялись подписные листы для сбора пожертвований на общее дело.
Давали почти все, кто сколько мог.
Во многое тогда верилось и охотно верилось…
В половине мая был получен из министерства циркуляр о забастовках.
Но эта репрессивная мера только подлила масла в огонь.
Железнодорожники заволновались.
Не так-то легко было расстаться с мечтами и надеждами…
Так обстояли дела в половине мая.
К этому времени Евсеев совершенно неожиданно для себя попал в члены железнодорожного комитета.
Пришлось оставить работы в кружке и всецело отдаться новой деятельности.
Во главе этого комитета теперь стоял Лорд, который, как мы говорили уже выше, сам служил на железной дороге и вместе с тем был близок к эсдековскому комитету.
Евсеев не знал его лично, но с первых же встреч убедился, что председатель железнодорожного комитета социал-демократ.
Комитет пригласил Василия Ивановича через Коробкина.
Заседания комитета происходили в квартире одного из членов.
Конспирации особенной не соблюдалось.
