Сюда, например, приходили делегаты от всех служб, линейные агенты.
Здесь прочитывались телеграммы о ходе пропаганды на местах, т. е. по станциям и разъездам.
Главари, руководители движения, в половине мая решили устроить сходку за городом, в лесу, с тем, чтобы предложить собравшимся на эту сходку железнодорожникам резолюцию о своей солидарности с социал-демократической рабочей партией.
Был выбран праздничный день.
Назначено время и место.
Распределены роли.
…Вечером накануне этого дня к Евсееву зашёл Алексей Петрович.
— Вот что, голубчик, — заговорил он, входя в комнату. — Я к вам на минутку… Барышни Косоворотовы просят Вас зайти за ними завтра утром. Им очень хочется попасть на массовку.
— Да им-то что? Там ведь будут всё железнодорожники!
Ремнев пожал пчелами.
— Пускай пойдут, послушают! Это принесёт им некоторую долю пользы… Так уж Вы забегите на ними.
— Ладно… Зайду, пожалуй.
— Самому-то мне некогда будет. Занят в городе.
…Евсеев сдержал своё обещание, зашёл за сестрами.
Отправились вместе.
День был ясный и тёплый, на небе ни облачка.
Идти нужно было через весь город.
Евсеев предлагал было взять извозчика, и барышни запротестовали.
— Устанете ведь вы, — убеждал Василий Иванович. — Доедем на извозчике до окраины, там его отпустим и дальше пойдём пешком. Шутка ли — конец не ближний!
— Вот ещё, что за телячьи нежности!? — энергично заявила Гликерия Константиновна.
— Не бойтесь, не устанем! Сходка назначена в двенадцать, а сейчас четверть одиннадцатого. Успеем дойти.
Евсеев не настаивал.
Всю дорогу до конца города он угрюмо молчал, односложно отвечая на вопросы спутниц.
Вышли за город.
Потянулся мелкий перелесок.
Ниночка порядочно уже утомилась.
Щёки её порозовели от ходьбы.
Евсеев заметил это и нерешительно предложил:
— Снимите кофточку. Ведь жарко. Дайте мне её, я понесу.
— Ну, уж если Вы такой любезный кавалер, так возьмите и мою, — рассмеялась Гликерия Константиновна.
— Ну, вот так! Теперь легче идти будет!
— Ах, как мне пить хочется, если бы Вы знали! Прямо умираю от жажды! — с милой гримаской воскликнула Ниночка.
— Потерпите, — ободряюще заметил Евсеев. — Там около дач есть водокачка. Вода холодная, чистая, как хрусталь…
— А что, далеко ещё идти?
— Нет, пустяки. Версты не будет.
Вошли в рощу.
По обеим сторонам дороги тихо шептались зелёные верхушки берёз.
Тянул тёплый весенний ветерок…
— Сверх ожидания мы не опоздали. Смотрите, сколько публики тянется. Это все на сходку идут, — заметил Евсеев.
Действительно, впереди по дороге и по сторонам в кустах мелькали пешеходы…
На перекрёстке Евсеева окликнул знакомый голос.
Около дороги на травке полулежал Коробкин.
Около него стоял велосипед, прислонённый к берёзе.
— Здравствуйте. Что Вы тут делаете, товарищ?
— Я на передовом пикете, — с важностью ответил юноша. — Ступайте, господа, всё прямо, а потом поверните направо. Там увидите народ.
Евсеев поблагодарил, и они пошли дальше.
— Это хорошо, что распорядители митинга озаботились выставить сторожевые посты, — вслух подумала Гликерия Константиновна. — По крайней мере, нас не могут застать врасплох.
— Полноте, о чём вы говорите. Никакой опасности нет. Иначе я бы не повёл вас.
— Ах, скажите, пожалуйста! — полусердито, полунасмешливо воскликнула Гликерия Константиновна. — Он не повёл бы нас! Как будто бы мы без него не сумели найти дорогу. Подумаешь, какое самомнение!
— Ну, полно, Лика. Василий Иванович вовсе не хотел обидеть нас, — примиряющим тоном вмешалась Ниночка.
— Да уж знаю, знаю! Ты за него вечно заступаешься, — бесцеремонно отрезала Лика.
И Ниночка, и Евсеев оба покраснели.
А Гликерия Константиновна со свойственной ей прямотой продолжала:
— Вы, должно быть, Василий Иванович, и не подозреваете, как интересуется Вами сия юная особа. Вот Вы у нас долго не были, так она, поверите ли, каждый день надоедала мне: «Ах, отчего не идёт Евсеев», «Ах, не случилось ли с ним что-нибудь!»
Видя, что разговор принимает такой щекотливый характер, Евсеев ускорил шаги, стараясь скрыть своё волнение.
Дошли, наконец, до поляны, где должна была состояться сходка.
Место было выбрано, действительно, удачно.
Справа тянулся длинный, глубокий овраг, слева был обрыв берега.
Поляна была окаймлена зарослью берёз.
— Ну, пришли. Теперь и отдохнуть можно. Не опоздали.
Усадив своих спутниц в тени, Евсеев пошёл поздороваться кое с кем из знакомых.
Народу собралось уже порядочно, человек полтораста.
Публика разбилась на отдельные кучки.
Разговаривали весело и непринуждённо.
Похоже было, что собрались сюда не на сходку, а на большой весенний пикник.
Откуда-то появился разносчик-татарин с яблоками и апельсинами. Товар его брали нарасхват.
— Однако, что же они не начинают? — спросила Гликерия Константиновна Евсеева, когда он вернулся к ним.
— Мало народу ещё собралось. Подождём.
Ниночка вспомнила обещание Евсеева достать воды.
— Сейчас это я устрою! Да, лучше всего, пойдёмте вместе. Здесь недалеко…
Они прошли к водокачке.
Сторож водокачки вынес им ковшик. Помолчал и потом спросил Евсеева:
— Вы из городу, барин?
— Да. А что?
— Да вот дивное дело, сколь народу сегодня нашло. На гулянку, как будто, не похоже…
Ниночка рассмеялась.
