«В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь» - [7]

. Прощайте же, драгоценное мое дитя, Вы так мало рассказываете о себе.

Внимательно помечайте даты моих писем. Впрочем, что от них теперь проку?

Сыночек мой тысячекратно Вас целует. Он меня очень забавляет, все норовит подольститься. Мы с ним читаем, ведем беседы, Вам ведь все это так знакомо.

Ла Мусс уверенно ведет свою партию, а лучше всех наш аббат, которого мы все обожаем уже за то, что он обожает Вас. Наконец-то он успокоился, переписав на меня свое имущество[49], а то был прямо сам не свой. Только не говорите никому про это, а то родственники разорвут его на части, но, право слово, любите его, да и меня тоже. Обнимаю этого плутишку де Гриньяна, несмотря на все его злодейства.

Госпоже де Гриньян Роше, воскресенье, 31 мая 1671 г

Наконец-то, доченька, мы в нашем богом забытом Роше. Разве можно без грусти вновь видеть эти аллеи, вензеля, этот крохотный кабинет, книги и эту спальню? Вспоминается одно приятное, а многое до того трепетно и ярко встает перед глазами, что душа замирает, именно так помнится все, связанное с Вами. Вам, наверное, сложно представить, что может твориться в таком сердце, как мое?

Если Ваше здоровье, дитя мое, не подкачает, то я приеду повидаться только на следующий год: Бретани с Провансом не сойтись никак. Престранная все-таки штука эти дальние выезды. Если бы то состояние души, в котором пребываешь по приезде в новые края, оставалось неизменным, то, верно, впредь не хватило бы духу сняться с насиженного места. Но Провидение дало нам дар забвения, тот самый, что столь целителен для всякой роженицы. Забвение это угодно Богу, дабы не прервался род людской и можно было съездить в Прованс. Грядущая поездка в ваши края сулит мне величайшую на свете радость, однако как подумаешь, что пребыванию Вашему там еще конца-края не видно, так такая тоска наваливается! Ваша мудрость все более и более радует меня и вызывает любование. И хотя, сказать по правде, разлука меня крайне удручает, однако она же, надеюсь, позволит нам обеим многое увидеть в другом свете. Так давайте же уповать на это, не будь этого утешения, оставалось бы только в петлю. Во время прогулок по окрестным лесам на меня порой такие мрачные видения наваливаются, что я домой будто после приступа лихорадки добираюсь.

Судя по всему, в Марселе Вы не скучали. Не забудьте написать, как Вас встретили в Гриньяне. Тут по случаю прибытия моего сыночка устроили целый парад. Вайян поставил под ружье тысячи полторы мужиков, всех их принарядил, выдал каждому по новому шейному платку. Целой колонной они вышли нас встречать за целое лье от Роше. Бывает же так: господин Аббат загодя известил всех о нашем приезде во вторник, а дальше про это и думать забыл. И эти бедолаги, прождав целый день, только после десяти вечера, печалясь и недоумевая, разошлись по домам, мы же являемся в среду, не подозревая, что кому-то вздумается снарядить целую армию по случаю нашего приезда. Эта неувязка нас очень раздосадовала, но что тут поделаешь? Так вот все и началось.

М-ль дю Плесси[50] со времени Вашего отъезда ничуть не переменилась. В Витре она обзавелась новой подружкой, которой весьма гордится, ибо у той светлая голова, куда вместились все романы, а еще она получила целых два письма от самой принцессы де Тарант[51]. Я, конечно же, не утерпела и через Вайяна не без злого умысла дала понять, что эта новая ее привязанность вызывает у меня ревнивые чувства, которые я, конечно же, не стану выставлять напоказ, но что укол пришелся мне в самое сердце; все сказанное ею в ответ достойно пера Мольера. Зато теперь так уморительно наблюдать, с какой тщательностью она меня обхаживает, как ловко переводит разговор, дабы не упоминать при мне имени соперницы; я же, как ни в чем не бывало, продолжаю ломать комедию.

Деревца мои красивы на удивление. Трудами на диво усердного Пилуа[52] они вымахали чуть не до небес. Все кругом красиво, однако ничто не может сравниться с прелестью аллей, которые были заложены на Ваших глазах. А знаете, я тогда придумала девиз, который как нельзя лучше подходил Вам[53]. А для сыночка по случаю его возвращения из Канди[54] я велела повесить на дереве: vago di fama[55], неплохо для простого приветствия? А вчера в честь всех ленивцев приказала дописать: bella cosa far niente[56].

Увы, дочь моя, такие вот диковатые у меня выходят строчки! Где те времена, когда я, наряду со всеми прочими, только и писала что про Париж? Отныне все новости будут про меня одну, но мне почему-то верится, что они Вам более по душе, чем все прочие.

Здешняя компания весьма меня устраивает. Аббат наш учтив как всегда, сынок и Ла Мусс со мной ладят, впрочем, как и я с ними. Мы стараемся больше времени проводить вместе, а когда дела мои нас все-таки разлучают, то они досадуют и потешаются, не понимая, как столбцы стихов Лафонтена можно променять на столбики расчетов какого-то фермера. Все они Вас просто обожают; думаю, они скоро Вам напишут. Сама же я делаю это сейчас, терпеть не могу беседовать с Вами в общей суете. Доченька моя, пусть Ваша любовь греет меня денно и нощно. В Вашем дружестве — вся моя душа, вся моя жизнь. Я про это уже писала, но оно одно — источник всех моих страданий и радостей. Должна сознаться, что другая часть моей жизни протекает под пологом сумерек и печали, ибо она полна сожалений о том, что мне так часто предстоит коротать ее вдалеке от Вас.