В теснинах гор: Повести - [125]

«Подкупайте местных феодалов, богачей, они податливые на блеск золота, они выдадут вам в руки залима», — писал Надиршах своим военачальникам. Сам он остановился со свитой в хорошо защищенном горами живописном уголке, ауле Шара. Теперь он убедился, как трудно горцев покорить, как отчаянно они воюют, изматывая силы шаха внезапными набегами. Оставалось одно верное средство — пустить в ход хитрость — подкупить местных феодалов, пообещав им награды и власть.

А Магдилава поймать было нелегко, горцы любили его и гордились своим героем, все старались попасть к нему в отряд. А те, кто не мог уже держать в руках оружие, помогали его отряду продовольствием, укрывали надежно в аулах и хуторах. Когда же приходилось встречаться с врагом лицом к лицу, вихрем влетал Магдилав во вражеский муравейник. И не было ни пощады, ни спасения попадавшим в его цепкие руки.

11

Слава о бесстрашном герое неслась как на крыльях из аула в аул, от горы к горе, внушая страх врагам, надежду горцам, уверенность в победе. Гонцы из Турутли приносили ему приветы от любимой Тайпус, ее песни, в которых она воспевала храбрость своего любимого. Она прислала ему в подарок платок, вышитый собственными руками, там был изображен разноцветными нитками Магдилав в схватке с тигром. А песни ее сразу становились достоянием народа. Давно уже погиб его красный скакун на поле боя, с которым начинал он свой поход. Теперь под ним был огромный серый конь, покрытый ковром, сотканным руками любимой. Сердце горского джигита–багадура сжигали ненависть к врагам и пламенная любовь к Тайпус. И он дрался, как лев. Вражеские отряды рассеивались в ужасе при одном появлении великана. И опьяненный радостью победы, Магдилав потерял бдительность, перестал быть хитрым и осторожным.

Однажды отряд Магдилава, который насчитывал теперь двести сабель, остановился в маленьком ауле, у подножия горы. Поставили вокруг аула дозоры, а сами решили отдохнуть. Магдилав со своими друзьями пировал у главы племени — аульского старосты, где их угощали крепкой бузой и зарезали в честь героев целого быка. Подозрительно ласков и гостеприимен был сам хозяин. Он пригласил певицу, прекрасную Фатиму из Чачари развлечь легендарного Магдилава — бывшего борца, нынешнего командира воинов. Нелегко было напоить Магдилава, бывало, он обеими руками возьмет огромный кувшин, полный горской бузы, и одним глотком опустошит его. Потом, засучив рукава, примется за мясо целого барана, а иногда и двух уничтожал великан в один присест. И тогда он чувствовал себя бодрым и сытым и нисколько не хмельным. А тут вдруг закружилась голова у великана. Верный друг Салих из Турутли шепнул ему:

— Не нравится мне лисья морда хозяина, что‑то здесь не так.

Но Магдилав в ответ только засмеялся, и от этого смеха задрожали стены дома местного феодала. В голове Магдилава шумело, и вскоре он повалился в беспамятстве. Хитрый хозяин всыпал в бузу снотворного, которое получил из рук самого Надиршаха. Когда все уснули, он выбежал на веранду с зажженным факелом в руках — это был знак врагам. Вот уже третьи сутки в кустарниках около мельницы ждали они этот сигнал и, когда увидели его, зажгли костер на вершине Сулех–горы:' теперь Надиршах знал, что дагестанский лев попал в капкан.

…Очнувшись, Магдилав почувствовал себя связанным по рукам и ногам. Он приподнялся с трудом и увидел, что находится в большой клетке. В голове шумело так, как в горной пещере, где гудит ветер. Под ним скрипели колеса на гальке горной дороги — волы еле–еле тащили арбу с клеткой.

«Значит, я в плену, меня обманули!» Магдилав трижды ударил головой о доски арбы. Но боли не почувствовал, только шум, звенящий в ушах, будто удалился, а слышно стало, кроме скрипа колес, топот коней. Он открыл веки и увидел вооруженный конвой, который зорко следил за ним. Враги ухмылялись! «Попался, горный лев, не уйдешь теперь». Великан глотнул злость вместе с кровью, которая сочилась из выбитых зубов.

Еще долго скрипели колеса арбы по горным дорогам, дважды менялись уставшие волы. Наконец, арба остановилась перед большими ворогами в ауле Шама. Полуголые рабы Надиршаха, как муравьи, бросились к клетке и потащили ее в большую конюшню. Слышались какие‑то слова на непонятном Магдилаву языке, торжествующий хохот врагов. Закрыть бы уши, чтобы не слышать ничего. Но руки не двигались — они были плотно привязаны к спине, Магдилав закрыл глаза, чтобы не видеть улыбку врага.

Он лежал в полузабытьи в клетке, в сарае, где пахло конским навозом и потом. Прошла, казалось ему, целая вечность. Временами он приходил в себя — и тогда перед ним проносились милые образы отца, идущего с мельницы, матери. Ее глаза были в слезах, будто спрашивали: «Где же наш Магдилав так долго пропадает, не случилась ли с ним беда? Сердце мое чует недоброе»… А потом возникло прекрасное лицо Тайпус, подобное полной луне. Вот она сидит под айвовым деревом и поет тихим голосом: «О, мой горный орел, Магдилав, что так долго не шлешь мне привета? Не попал ли ты в беду? Сердце мое скучает по тебе! Днем лучи солнца говорят мне о тебе, как ты воюешь с врагами; ночью луна садится у моего окна, ведет беседу со мной о твоей храбрости… Приходи, любимый, я жду и не дождусь тебя».