В теснинах гор: Повести - [123]

— Ну, сынок, выходи с Аллахом впереди, а хозяин должен последним покинуть двор, — подтолкнул его Исилав. — И Тайпус тоже ждет, наверное, нас.

— Бисмилахи рахмани рахим[28], — сказал Магдилав, выходя из открытых ворот и тут же увидел Тайпус, стоящую с полным кувшином на плече. Она растерянно улыбнулась, увидев счастливое лицо Магдилава, и все поняла. Отец потрепал ее по щеке.

— Что же, доченька моя, сегодня провожаешь отца, братьев и вот жениха. По глазам вижу, любишь его. Аллах свидетель, я только добра тебе желаю и здесь не хочу соблюдать обычаев — выдать тебя только по моей воле… До свидания, дочка, береги себя и наш дом.

— До свидания, — сказал еле слышно и Магдилав. Улыбающиеся сквозь слезы черные глаза любимой ответили ему. Нигде и никогда не забудет он их, любящих и нежных.

10

Три дня ехали аварцы во главе с Муртазали — вчерашние крестьяне, а сегодня вооруженные до зубов воины, чтобы помочь братьям казикумухцам, лезгинам и табасаранцам, спасти их от меча беспощадного перса. И где бы они не появлялись — в каждом ауле их встречали хлебом–солью, напутствовали добрым словом, отдавали лучших своих сынов. Из уст в уста передавались жестокие подробности бесчинств вражеских войск, воодушевленных приказом шаха — «рубить наповал непокорных».

Три крепости сооружали враги поблизости Казикумухского Шемхала. Мечтали навечно укрепиться в горах и отсюда наносить удары дагестанцам. Но народы страны гор не испугались иноземцев. Отряд Муртазали, в котором теперь насчитывалось пятьсот сабель, двинулся навстречу врагу. На третий день, после выхода из Турутли, на заре июньского дня, когда над Тирхинскими горами нависла свинцовая туча, все были уже на конях у Салинского перевала, горбатого, как спина верблюда. Отряд остановился у самого его подножья, и Муртазали, посовещавшись с Исилавом, послал разведку на перевал. Оттуда, как на ладони виднелось Салинское ущелье, цветущие лощины, холмы, шумевшая горная река. И вскоре разведка донесла, что за рекой в лощине сквозь молоко тумана просматриваются отряды Фатх–Али–хана; вся долина черным–черва, костры еще не потушены, но в лагере врага чувствуется оживление, видимо, войска двинутся в поход и путь его лежит через Салинское ущелье. Сам Муртазали вместе с Исилавом и несколькими воинами поднялись на конях за зубчатую, каменистую вершину перевала.

— Если они перейдут каменный арочный мост, стоящий высоко над рекой, их уже не остановишь, — сказал Исилав. — Слишком много врагов. Преградить им путь нам не удастся.

— Надо бы мост уничтожить. Ведь стоит вытащить несколько камней из подпорки моста, и он рухнет. Придется врагам переходить реку ниже, в более спокойном месте, вот тогда и свалить на них неожиданно каменный град, тогда бы и нанести удар…

— Это же здорово! — вскричал Магдилав. — Увидят персы, как горцы умеют встречать врагов!

— Но как же быть с мостом, спуститься незамеченным почти невозможно туда, там внизу туман рассеялся, спуск как на ладони виден. Вот если бы с той крутой скалы, — и Муртазали показал рукой на отвесную скалу западнее перевала, спускавшуюся прямо к реке.

— Отойдем лучше к Сурахи, к следующему перевалу, там и дадим перца персам — нанесем внезапный удар сверху и, пока опомнится враг, отступим дальше, пока не поспеет помощь — иного выхода нет — тут они могут нас разбить, — заметил Исилав.

— Они разрушат мой аул, — отозвался сотник, — что будет с односельчанами! Попадут в пасть персов — не останется живой души. Надо их предупредить, чтобы покинули аул.

— Я спущусь к мосту через скалу, разрушу мост, — выступил решительно Магдилав.

Все посмотрели на него с удивлением — такой великан с отвесной скалы спустится!

— Я привычный, — усмехнулся Магдилав. Он вспомнил, как когда‑то заболела мать и знахари сказали, что вылечит ее только пчелиный мед. И тогда он взял кинжал, привязал к спине медный кувшин и, никому ничего не сказав, отправился со своим другом Гуллой к гондохской реке — там на груди высокой — в сто метров — скалы гнездились дикие пчелы. Друг стоял внизу, а Магдилав пробил на груди скалы кинжалом ступени для ног, поднялся по крепкому склону скалы и добыл мед. — Я привычный, — повторил юноша. — Конечно, — спуститься будет труднее, чем подняться, но что же делать, раз надо, — и он начал снимать чуху.

Никто не верил, что такой, казалось бы, неповоротливый великан спустится по отвесной скале. А Магдилав сунул за ремень топор, взял в зубы кинжал, засучил рукава и, сказав «бисмилахи рахмани рахим», вступил на скалу. Многие зажмурились от ужаса.

Вот он, держась руками за выступы скал, ища там, где бы зацепиться ногой, начал спуск. Вскоре из виду потерялась его бритая голова, а потом и он сам. Все стояли в ожидании — вот–вот раздастся крик сорвавшегося со скалы великана. Прошло несколько минут, всем казалось — несколько часов — и вдруг обрадованный сын Исилава крикнул:

— Хвала Аллаху, он уже у моста!

— В самом деле, — сазал Муртазали. — Горный орел! Вот это мужество. Теперь, братья, приготовимся встретить Фатх–Али–хана, покажем персам, как мы умеем защищаться. Всем на выступы перевала! Туда ниже, где враг может переходить реку. Соберите камни, валуны — и обрушимся на них.