В тени шелковицы - [11]

— Ну вот и договорились! — обрадовался Штефан.

Когда они с Иоланой отошли от стола, Мария ненадолго осталась с мужем одна. Не успел он на нее накинуться с упреками — чего, мол, она лезет в его дела, следующая ее фраза заставила его замолчать:

— Угомонись, нам понадобится больше места, скоро к нам аист залетит.

9

Имрих шел вдоль штакетника, а дойдя до дощатых ворот, которые год назад помогал Речному навешивать, остановился. Остановился и заглянул поверх них. Все спали, в глубине двора неясно вырисовывались в темноте стены хлева.

Значит, и пес дремлет, подумал Имрих, не видя и не слыша его. Но он зря возводил напраслину, потому что Гектор тут же подошел к ограде, вертя хвостом, и стал прохаживаться по другую сторону ее, с любопытством оглядывая человека, который посреди ночи пялится на имущество его хозяина.

Узнал меня, даже не ворчит, подумал Имро и тихонько окликнул собаку.

Гектор заскулил, высунул язык и, передними лапами опершись на ограду, глядел, словно ожидая подачки.

— Ничего у меня нет, принесу в другой раз, — пообещал ему Имрих, и собака, словно поняв, опустилась на землю и отбежала к хлеву.

Имрих пошел дальше.

Короткая остановка перед хутором Речного навела его на мысли, весьма удаленные от нынешних дней.

События декабрьской ночи много лет назад всплыли в памяти, наполнив душу Имро грустью. Давно, казалось, забытое отозвалось тихой болью.

В начале лета, вскоре после того как они оформили у нотара дела с отцовским наследством, сестра Иолана с детьми и мужем уехала из родительского дома.

Имро вместе с партией баб и мужиков работал на жатве и молотьбе у Млейнека, в поселении неподалеку от железнодорожной станции. Мужики спали у хозяина на сеновале и только на воскресенье ходили домой, но Имро с ними не ночевал. Мария боялась оставаться дома одна, и он не мог допустить, чтобы в эти, самые счастливые для женщины, дни ожидания Мария замирала от страха и одиночества.

Поэтому он еще затемно отправлялся в путь и быстрым шагом проходил эти три километра напрямик через поля. Тем же путем возвращался он поздним вечером к Марии, которая в нетерпении ждала его с горячим ужином на столе.

Лето прошло; в начале осени работник Млейнека развозил заработанное поденщиками в с граду по деревням и хуторам. Остановился он и в Имриховом дворе. Сгрузил с телеги мешки со свежей мукой, с отрубями и центнер ячменя; выпил две стопки житной, которую поднес ему хозяин дома, сел на телегу и поехал к следующему.

Мария должна была родить где-то около рождества, но за месяц до этого, еще перед святой Катариной, у нее начались такие боли, что ничего не оставалось, как отправиться в Ольшаны к доктору.

Осмотрев, расспросив Марию, он отпустил ее и позвал в кабинет Имро.

Доктор покашливал, заглядывал в бумажки, вертелся на табуретке, наконец сказал:

— Понимаете, пан Бенё, вашей жене лучше всего было бы оставшееся до родов время провести в больнице. Не пугайтесь, это на всякий случай. Роды, по-видимому, предстоят сложные, и ей лучше будет находиться под присмотром врача.

— Пан доктор, возле нас в деревне есть повивальная бабка, она обычно и помогает при родах, — проговорил в смятении Имрих.

— Знаю, знаю, как же, у меня нет оснований не доверять ей, тем не менее доктор — это доктор, дорогой мой. Ваша жена вообще нуждается в постоянном наблюдении. Вот эти порошки пусть принимает регулярно по два раза в день. Позаботьтесь, чтобы она их действительно принимала, — и врач протянул Имриху рецепт.

Имрих кивнул, попрощался и вышел.

— Пан Бенё, подумайте о больнице, — повторил доктор напоследок.

Имро долго колебался — передавать ли услышанное от доктора жене, наконец на третий вечер не выдержал и повторил все, о чем доктор говорил с ним тогда.

— Ой, что ты, ведь за каждый день в больнице надо платить бог знает какую кучу денег! В долги залезем, нечего мне туда ходить! Моя мать всех нас дома родила, не всегда и повитуха-то была рядом. Я и вправду никуда не пойду, — решила Мария.

— Как знаешь, — тихо вздохнул Имро, но ему было не по себе оттого, что он так легко согласился с женой, и недоброе предчувствие не давало ему спать по ночам.

Мария регулярно принимала порошки, когда же за неделю до сочельника у нее начались боли, она поняла, что время пришло.

Был уже поздний вечер, когда она сказала Имро:

— Ступай за бабой, вроде пора…

Имро, как был, в тонком свитере, без шапки, побежал через рощу, мимо хутора Речного, криницы, выскочил на шоссе и бегом вбежал в поселок.

Повитуха уже спала, он тормошил ее, ему казалось, что она одевается целую вечность.

— Сейчас, сейчас, — ворчала она, поглядывая на перепуганного Имро.

Имро лишь по пути назад заметил, что идет снег. Тонкий слой его лежал на дороге и не таял.

— Ишь ты, до утра будет санный путь, — усмехнувшись, сказала бабка.

Когда они вошли в хату, Мария лежала в постели, тихо постанывая.

— Я поставила воды на плиту, — сказала она только и потом, уже лишь стискивая зубы, стонала и изредка вскрикивала.

Бабка осмотрела ее, покачала головой и крикнула Имро:

— Подкладывай в плиту, мне надо будет много воды, — и, повернувшись к Марии, успокаивала ее.

Имрих вышел в кухню, делал, что приказывала повитуха, и боялся заглядывать в комнату.