В стране у Карибского моря - [16]

С точки зрения утилитарной, как средство духовного подъема и активизации масс, достаточно действенным был и первоначальный этап. Народные массы, связанные с индейцами по крови куда сильнее, чем господствующие классы, осознали свою ведущую роль в деле будущего развития страны.

Национальным духом проникнуты монументальные скульптуры и памятники во всех городах Мексики. Все скульптуры, фрески или мозаика, которыми, украшают новые здания, являются индейскими по тематике, стилю и краскам. Можно любоваться ими и в Веракрусе, где они, красуются на школах, общественных зданиях и даже магазинах. Однако мне показалась не особенно уместной в смысле почтения к прошлому такая, например, вольность, когда великий ацтекский предок Монтесума используется как персонаж для плаката, рекламирующего одну из популярных марок пива.

Не следует упускать из виду, что наряду со стремлением к подлинно национальному образу мысли и творчества могут разрастаться также и опасные формы подражания европейским образцам. Именно в Мексике, некогда называвшейся Новой Испанией, всегда был относительно высок удельный вес чисто испанского и креольского населения[6], и поэтому, несмотря на последующее отстранение Испании как политической и экономической силы, Мексика сохраняет тесный контакт с былой «метрополией». Так, захват власти генералом Франко не остался без последствий и для Мексики, хотя правительство, как и народ, официально поддерживало испанских республиканцев против Франко и многим из них предоставило убежище. Фашизм нашел здесь своих подражателей; Игнасио Гонсалес Голас собрал его приверженцев в «Национальный союз синаркистов». С его членами мне приходилось в дальнейшем время от времени встречаться. Особенно заметна была их неблаговидная возня среди студентов столицы, они не стеснялись даже рисовать масляной краской огромные знаки свастики на спинах своих кожаных курток.

Позднее, во время первой советской экономической и культурной выставки в Мехико и приуроченного к ней визита Микояна, они пытались фашистскими сборищами и антисоветскими выступлениями смутить своих земляков, которые были рады новым, вернее, возобновленным после длительного перерыва контактам с Советским Союзом. Однако это им не удалось: движение синаркистов не стало пока сколько-нибудь значительным политическим фактором, несмотря на усиленное снабжение идеологическим оружием из франкистской Испании и на все заботы о его кассе со стороны северного соседа, столь заинтересованного в любом виде антикоммунизма. И все же порой мне, к сожалению, не удавалось отделаться от впечатления, что как в Мексике, так и в центральноамериканских государствах есть люди, которые, обладай они политической и военной мощью Франко или Гитлера, во всем пошли бы по их следам.

Впрочем, эти впечатления я собрал лишь в ходе моих более поздних странствий. Теперь же я только что прибыл в Веракрус и занимаюсь обзором истории этого города. Мне удалось установить, что впервые географическое положение Веракруса правильно определил наш знаменитый соотечественник Александр фон Гумбольдт. До него все карты указывали пункт с координатами, которые соответствовали точкам, расположенным не на берегу, а либо где-то в заливе, либо где-то на плоскогорье. В начале марта 1804 года Гумбольдт закончил здесь свое многолетнее путешествие по Южной Америке и Мексике. Обладая высокой научной добросовестностью и неукротимой энергией, он даже в последние дни своего пребывания на континенте вел измерения и записи. В своем замечательном сочинении «О политическом положении в королевстве Новая Испания» он впервые дал образцовый экономико-географический анализ значения порта Веракрус для того времени, то есть в последний период колониального господства Испании.

С первых дней колониальной эпохи, когда испанцы сошли здесь на берег и заложили свои первые укрепления, Веракрус стал первым портом Новой Испании и даже всей Центральной Америки. Ибо, кроме него, лишь в Дарьенском заливе, у Панамского перешейка, имелись другие значительные гавани и перевалочные базы для завоеванных областей северо-запада Южной Америки, в частности для вывоза богатств Перу, — Картахена и Пуэрто-Бельо. Туда из Испании ежегодно отплывали флотилии галионов, так же как и на Веракрус направлялись не менее важные «флоты» — тяжело нагруженные караваны военных кораблей и торговых судов. При помощи этих экспедиций Испания на столетия утвердила свою торговую монополию. Насколько ревниво она ее оберегала, лучше всего видно из одного старинного описания, начало которого я хочу здесь полностью процитировать[7]:

«В испанском государственном совете всегда было высшим принципом любыми средствами удерживать в своих руках вест-индскую торговлю — не только для испанской нации, но и для испанской короны. В соответствии с этим принципом, со всей строгостью ведется наблюдение за тем, чтобы в американские владения Испании не проникали чужеземцы. Правда, имеется несколько случаев, когда некоторые чужестранцы приезжали в испанские владения и даже поселялись там; однако такие примеры очень редки. Действительно, в последние годы испанцы оказались вынужденными в какой-то мере отступить от своего принципа, особенно во время длительной борьбы за престол, когда им не оставалось ничего другого, как прибегнуть к помощи французского флота. Однако, как только морские державы признали Филиппа V королем Испании, испанцы сразу же вернулись к своим старым правилам и послали в Вест-Индию приказы, чтобы французы, которые там поселились, возвратились в Европу и в дальнейшем прекратили всякую торговлю с Вест-Индией, что в конечном счете и исполняется неукоснительно в южных морях…»