В синих цветах - [28]
Галина не выговаривала — выдыхала слова. С такой трепетной сокровенностью, как будто от малейшего перепада ее голоса могло что-то рухнуть, оборваться в том миражном рассвете.
— Даже намека на звук не рождалось… А когда туман все-таки дрогнул, я… заснула… Сколько проспала — не знаю. Проснулась — туман исчез. Хотя небо все заволочено. Как в предгрозье… А разбудили меня птичьи голоса… Вернее — странность, надрывность в щебете том. Сначала понять ничего не могла. И птиц в листве не разглядеть. Вперед проехала мимо чинары старой, что от самой земли под углом расти начинала, а затем выпрямлялась резко. Обернулась, посмотрела вверх… Тогда и углядела… Высоко на стволе. Под самой кроной почти… Пичуга на голой веточке капелькой распушилась, дрожит, криком исходит! Тут же вторая подоспела. Тоже всклокоченная. Крыльями бьют, надрываются, словно грозят кому-то. Вспорхнули, пометались-пометались наискось, вдоль ствола — шасть! Местами на лету поменялись и разом зависли головками вниз, на ветке одной. Бушуют, ярятся… А в глазенках такой страх! Даже мне видно. Догадалась я наконец за взглядом птах проследить… Ба-ба-ба! По стволу вверх летучая мышь карабкается… Сильная, крупная. Под шерсткой гладкой, темно-коричневой, что искрой серебряной припушена, лопатки литые, мускулистые ходят. Крылья резиновые, перепончатые черным веером распахнуты. Коготки, как крючья, за ствол цепляются… Все выше, выше слепая ползет. А пичуги с ветки на ветку мечутся, негодуют! Господи, думаю, да чего же вы так уж трепыхаетесь зря? Ведь слепая она. Какой вам от нее страх? Хотя и больше вас вдвое, зато беспомощная она на свету. Вдруг как по башке меня хватило!.. Ведь у птах у этих наверху гнездо, поди! И откуда им все, как мне, про эту мышь понимать?! А мышь лезет и лезет. Вдруг та из пичуг, что поменьше, камнем с ветки вниз и клювом мышь в голову — шарах! Мышь как током прошило! Тут вторая птаха вслед — хрясь вражину по башке! С такой силой, что слышно. Ей-богу! Почудилось, помню, что вскрикнула мышь! Вжалась в ствол и… вбок попятилась. Птицы как заверещат! Как кинутся на нее снова! Одна другую перехлестывает! В раж вошли! Что твои коршуны!.. Мышь пятилась сначала, а потом развернулась и вниз, наутек, бедняга… Хоть щель найти какую. Забиться, спрятаться!.. А птахи еще пуще бьют… Как бешеные!.. — Галина схватила чашку, судорожно глотнула. Словно кошмар прогнать спешила… — Иногда я себе мышью той кажусь… Куда карабкаюсь?.. Зачем?..
Он ушел, пообещав Галине позвонить в конце недели… Но так и не позвонил. Ни в конце недели, ни на следующей, ни через месяц… Причин было много: срочный очерк, болезнь жены, неожиданная командировка в Тбилиси, приезд друга из Мурманска, гастроли французского театра под руководством Планшона, трансляция хоккейных матчей сборной с профессионалами НХЛ… Всякий раз он пытался спрятаться, укрыться за всеми этими «объективными» обстоятельствами, страшась признаться себе в жалкой несостоятельности. В том, что он — здоровый и сильный — не только ничего не пытается сделать, чтобы хоть как-то скрасить жизнь Галины, но, изыскивая разные оправдания, по сути, боится снова увидеть ее глаза, соприкоснуться со всей беспощадностью жизни бывшей подруги.
И теперь нестерпимый и хлесткий стыд жег его лицо, глаза, затылок, заставлял прятаться за пожелтевшие страницы журнала.
«МЫ ВЕЗЕМ С СОБОЙ КОТА…»
Черные тучи, подпаленные с краев оранжевым светом, неслись навстречу эшелону. Мелькали по сторонам голые, заострившиеся верхушки чахлых перелесков. Редкие гроздья ноздреватой, хваченной морозом рябины. Закоченевшие у горизонта вороньи стаи. Мокрые макушки телеграфных столбов. Свинцовое низкое небо, распиленное вдоль черными проводами…
А на платформе — пели. Те, кто мог только лежать, и те, кто был свободен в каждом своем движении. Пятилетние и пожилые, сильные и беспомощные. Пели, не щадя глоток:
Маша и Павлик, Гурум и Татьяна, рассудительная Галина и насмешливая Верок, Вовка и девчонка с пустым аквариумом, мальчишка в обезьяньей шапке и Катька пели, охваченные единым азартом неповиновения угрюмой судьбе.
Взобравшись на ящик с консервами, дирижировала озорным хором Маша.
Где-то, за бортами платформы, отставали, оставались доставать обшитые инеем болотистые ложбины, пустые будки путевых обходчиков, брошенные избы, неприкаянные воробьи на темных заборах…
Потом пели «Катюшу», «Конармейскую», «Тачанку»…
— Я ле-чуу! Ле-чу-ууу! Лечу-у-у-у-ууу! — хватая ртом случайные капли, раскинув руки во всю ширь, вопила Катька…
Олька-плакса, разрывая лигнин на крохотные кусочки-снежинки, пускала их по ветру, закатывалась счастливым смехом…
Разрумянившийся Павлик, щедро отломив половину своего бутерброда для девчонки в соломенном капоре, втолковывал ей, кивая на привязанных к носилкам малышей:
— Они даже на поезде никогда не ездили! А я четыре раза уже!
Федор теребил Сергея за рукав серой байковой кофты, шмыгал носом, требовал подтверждения:
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.
