В ритмах Черной Африки - [38]

Для нас поездка в Лама-Кару была интересным путешествием: о нашем приезде был уведомлен вождь кабре Батаско. Один из его многочисленных сыновей работал в гаражах Эйадемы, и нам выделили его в качестве шофера. Это было гарантией успеха нашей поездки. Батаско-младший, во всяком случае, нас в этом уверил.

Случилось так, что главной фигурой в этой поездке с самого начала стал наш шофер. Лама-Кара была его родиной, все знали, что кроме двух жен в Ломе у него в Лама-Каре есть еще три и какое-то количество детей. Поэтому руководители министерства особо наказали ему не забыть из-за жен своих служебных обязанностей. Шофер обещал, что у мсье Киндра не будет ни малейших оснований для недовольства. Но когда он подъехал к нашему дому в четыре часа утра, у мсье Киндра вытянулось лицо: он увидел, что весь багажник «Рено» забит вещами шофера.

— Я везу подарки женам и родственникам, — объяснил он с обезоруживающей непосредственностью.

— А как же наши вещи?

— Не беспокойтесь, мсье, места много.

И мы с сомнением наблюдали, как на крыше машины вырастает бесформенная груда из нашего багажа, мячей, пакетов и свертков учебного материала.

— Ну, вот, — воскликнул наконец шофер. — Можем отправляться.

Однако это было еще не все. Нам предстояло остановиться и взять двух наших спутников. Одним из них был Удаху, представитель федерации волейбола, маленький, полный человек почтенной внешности, по профессии мастер в Доме ремесел в Ломе, второй — Агаджи, преподаватель физкультуры в лицее; позднее он стал тренером тоголезской сборной. С ними пришла проститься большая толпа родственников и знакомых, конечно, с тамтамами и маракасами. Много времени заняла погрузка нового багажа. Все хотели как-то помочь и посоветовать, поэтому крик стоял как на базаре.

А мы продолжали сидеть в машине, и мне казалось, что муж тихо стонет, потому что со времени приезда за нами шофера прошло добрых три часа.

В конце концов мы двинулись в путь, и в машине все успокоилось. Наши попутчики, несмотря на свои должности и общественное положение, занялись утренним туалетом, т. е. с усердием принялись жевать щепочки дерева чвапиё, которое здесь заменяет зубную пасту и щетку. Разжеванными концами палочек, похожих на карандаши, несколькими быстрыми движениями они производили массаж десен, а остатки этих палочек выплевывали в открытые окна и не очень заботились, куда их понесет ветер. Эта необычная и распространенная по всей Западной Африке процедура, в которой якобы кроется секрет красоты и здоровья зубов, профилактики пародонтоза, продолжалась около часа. Шофер заложил палочку за ухо, чтобы она была у него наготове; куда их положили Удаху и Агаджи, я не успела заметить.

Мы уже проехали лагуны и пригородные кварталы, переходящие в селения, перед нами расстилалось шоссе, пересекающее всю страну, до самой границы с Буркина Фасо. Машина мчалась на предельной скорости, шофер беспрестанно сигналил, чтобы обратить на себя внимание. Он проехал так близко от сидящих на краю шоссе женщин, что они с испугу свалились со своих сидений. Потом он чудом не сбил велосипедиста. Я оглянулась, все ли с ним в порядке. Велосипедист тут же поднялся и принялся смеяться, как будто был доволен тем, что ему удалось не доставить радости шоферу. Потом Мишина на полной скорости въехала в лужу, облила женщин, их фрукты и овощи, так тщательно вымытые и разложенные на досках и в тазах. Эти здешние шоферские «шутки» были мне знакомы, и я знала, что протестовать бесполезно. Они были частью жизни на шоссе, и думаю, что творящий их не осознавал, что нередко дело идет о самой жизни. Не знаю, каким чудом ни разу не произошло ничего серьезного.

Африканская дорога… Велосипеды, мотоциклы, ободранные и поржавевшие пикапы, изредка попадавшиеся прославленные «африканские автобусы», или «такси». Это грузовые автомашины с деревянными бортами и крышей. Они не связаны расписанием, ездят в зависимости от того, как наберется нужное число пассажиров. Маршруты чаще всего от одного базара до другого.

В кузове вдоль бортов — сиденья из досок, пространство между ними заполнено корзинами, мешками, посудой, животными. Животных перевозят со связанными ногами, и выглядят они несчастными. Мне всегда казалось, что эти бедные козы, свиньи, куры при последнем издыхании. Что не умещается внутри, укладывают на крышу. Колеса, бочки, шины, узлы и снова узлы. Кузов набит пассажирами, кое-где в оставшихся просветах видны их руки и головы; они машут, покрикивают на окружающий мир. Ничто не может испортить им ощущение счастья от бешеной езды; шоферы этих удивительных автобусов не окупятся на скорость, как будто хотят из старых, тарахтящих, залатанных и обвязанных тарантасов вытрясти душу.

Сначала встречи с этими ревущими, грохочущими чудовищами всегда вызывали у нас ужас. Мы ждали, что у них или отлетит колесо, или откажут тормоза, или прямо перед нами они рассыплются на части. Однажды ночью мы встретили «автобус», фары которого освещали самые кроны деревьев, и шоферу приходилось ехать наугад, полагаясь только на свою память. Иногда во время езды открывалась дверца или с крыши падала большая бочка и прыгала по шоссе. Но мы отдались на волю случая. А что нам еще оставалось?