В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - [44]

 Невзирая на всю заботусадовникао сливе цветущей –чтобы лепестки не облетали,яростный ветер все не стихает. 

Как написано в старинной книге “Эдо кагай энкакуси”, Ханао̄ги разрыдалась и, тронутая добротой хозяина, немедленно ответила своим стихотворением:

 Бутоны сливы,что плотно сомкнулись,чтоб не опастьпод безжалостным ветром,распустятся снова весною. 

И она перестала грустить, вышла на работу и расцвела пуще прежнего. Трогательная история, если забыть о специфике ее работы. В то же время интересно вспомнить, что заклинание стихами было действенной мерой “переменить сердце” тонко чувствующего человека – подвигнуть вернуться ушедшего мужа, например. Об этом рассказывает еще повесть X века “Ямато моногатари”.

Поэтический ментор и учитель каллиграфии Ханао̄ги То̄ко̄ тоже был мастером фривольного жанра сярэбон и среди прочего написал в 1767 году книгу в пяти томах “Вся полнота о старой и новой Ёсиваре” (“Кокон Ёсивара дайдзэн” 古今吉原大全). Скорее всего, он обучал Ханао̄ги на дому. Сохранилось ее стихотворение в “Изборнике ста поэтов в стиле хайкай” (Кахай хякунин сэн 歌誹百人選). Составитель – некий знаток жизни и литературы, скрывшийся под псевдонимом Кайдзю̄-о 海壽翁, Морской Старец, задался амбициозной целью: составить репрезентативную антологию поэтов нового времени по образцу канонической “Хякунин иссю” – “Собрания ста стихотворений от ста поэтов” начала XIII века. Номером 78 Морской Старец взял танку Ханао̄ги.

5 Текст приведен в: Исикава Дзюн 石川淳. Кахай хякунин сэн 歌誹百人選 // Синтё 新潮 (Новая волна). 1977. № 3. С. 217. Рукописный оригинал, с которым работал Исикава: Кахай хякунин сэн 歌誹百人選 / Сост. Кайдзю̄. б.м., б.г. № 78. Страница книги в библиотеке Университета Васэда с pdf-отображением (см. пятую строчку справа): https://archive.wul.waseda.ac.jp/kosho/he02/he02_04384/he02_04384_p0089.jpg

Сходное стихотворение (вероятно, это вольный переклад того же) приводит ранний британский любитель Ёсивары Джозеф де Беккер:

 Столь ярко отражается лунана волнуемой глади реки,что облик того,кто держит от лодки канат,я явственно вижу[190]. 

О ком это – о возлюбленном, который, несмотря на неудачный побег, все еще держит на канате ее сердце? Или о хозяине – сутенере и одновременно товарище-поэте?

Сохранились свидетельства (в книге “Беседы о каллиграфии известных школ нового времени” (Кинсэй мэйка сёгадан 近世名家書画談, вторая половина XVIII века)), что Ханао̄ги была настоящей конфуцианской дочерью и заботилась много лет о престарелой матушке. Это ее качество вкупе с литературными дарованиями столь впечатлили некоего ученого китайского книжника, который с дипломатической миссией приезжал в Нагасаки (что весьма далеко от Эдо) и слышал истории о необыкновенной куртизанке, что он, отбывая на родину, написал ей прочувствованное письмо. “Вы, первейшая куртизанка в высшем доме удовольствий, одарены Небом сотней многообразных талантов, особенно превосходных в женщине. Я, чужестранец из дальней земли, должен уплыть прочь без лицезрения вашей красы, но я буду тосковать о вас, будучи колеблем на корабле в бескрайнем море. …Я знавал много женщин, и красивых, и наделенных поэтическим вкусом, но я никогда не слыхал о куртизанке, сведущей в литературе и выдающейся дочерним послушанием”[191].

Сохранилось свидетельство о каллиграфическом мастерстве (а заодно и музыкальности) Ханао̄ги. Она написала иероглифы 鳴琴 (“переборы на кото”, мэйкин) и, оформив их в виде свитка, поднесла в храм Исияма-дэра, где его повесили в комнате Гэндзи – той самой, в которой, согласно преданию, жила Мурасаки-сикибу, когда писала в начале XI века “Повесть о принце Гэндзи”. В нескольких гравюрах Ханао̄ги изображали за каллиграфией, например в композиции Кацукавы Сюнсё, где она выписывает иероглиф 壽 (котобуки, долголетие), а бог долголетия Дзюродзин любуется ею.

О почти божественном статусе Ханао̄ги рассказывают (в несколько комической форме, как было принято) серии гравюр, в названиях которых фигурирует слово “роккасэн”. Традиционно это Шесть бессмертных гениев японской поэзии (六歌仙), чей список был установлен еще в IX веке. Но в игривой атмосфере бренного мира с ее культурой литературных отсылок могли написать роккасэн с другими иероглифами: 六花仙, означавшими “Шесть бессмертных цветков”, т. е. с изображениями первейших куртизанок (серия Хосоды Эйси, 1794–1795. Ханао̄ги изображена с кистью в руке). Или роккасэн могли написать как 六家選 – “[Красавицы] из шести домов на выбор” (Утамаро, 1795–1796. Ханао̄ги задумчиво пишет письмо). Кроме того, есть ее изображения за чтением.

О месте Ханао̄ги говорит и такой любопытный факт. В 1821–1823 годах Эйсэн выполнил серию с пародическим уподоблением красавиц Ёсивары 53 станциям дороги Токайдо. На портрете Ханао̄ги он поместил врезку со станцией Нихонбаси – это самая первая и главная станция в центре Эдо.

Все сказанное свидетельствует об огромной значимости образа Ханао̄ги в культуре ее времени и позволяет сопоставить ее с прославленной гетерой классической древности Эгути. О ней рассказывали (и представляли на сцене театра Но в одноименной пьесе), что она наставляла своих гостей в буддийских истинах и была милосердной бодхисатвой в облике куртизанки, служа поклонникам словом и телом. Изображали Эгути верхом на белом слоне, как бодхисатву Фугэн (санскр.