В понедельник дела не делаются - [67]

«Никто силком не заставлял его брать взятки!» – отрубил Давыдов и, не разбирая дороги, по лужам пошлёпал к машине.

– Ну чего, правильно назвался? – спросил он у Комарова.

– Всё так, – кивнул старший опер.

Отпущенный дядька в синей спецовке, бубня, побрёл к пивнушке. На полпути обернулся – огромный Давыдов тяжко усаживался на водительском месте.

– Паш, как бы нам по камере с Проскуриным поработать? – спросил начальник РУБОПа, трогаясь.

– Не знаю, Денис Владимирович. Он же в «бээс» сидит.

– Может, под легендой вояки человека к нему сунуть? Вояки, они тоже как «бээсники» катят… – Давыдов коротко посигналил ехавшему во встречном направлении знакомому.

– У меня ни один «эксперт»[75] на военного не потянет, – усмехнулся Комаров. – Все «синие»[76].

– Плохо, Пал Викторович. Пора обзаводиться агентурой интеллигентной.

– А ОСБ нам никого не подкинет?

– Не смеши. Откуда в «гестапо» «камерники»?

– Денис Владимирович! Смотри! – Комаров прилип к боковому стеклу.

По пешеходному переходу через дорогу пьяный мужик за руку вёл маленького мальчишку.

– Пацан – один в один как убитый! – старший опер открыл дверцу, скакнул на асфальт, не дожидаясь, когда «шестёрка» полностью остановится.

Ростом, худым сложением, вытянутым затылком, светлыми волосиками и даже ярким китайским свитерком – синим с красным – мальчик действительно походил на того, чей труп нашли в недостроенном коттедже. Но не только это сходство насторожило опера. Мальчишка шёл не по своей воле, мужик тащил его.

Комаров перегородил им дорогу.

– Милиция! Мужчина, это ваш мальчик?

Мужик тщетно попытался сфокусировать глушеный взгляд на лице опера.

– Чё те надо, нерусский?

Паша больно сжал ему предплечье, мужик сразу ослабил ладонь, и мальчик выдернул свою ручонку.

– Парень, этот дядька кто тебе? Отец?

Мальчик замотал головой:

– Нет, он меня попросил его до дома отвести…

– Паша, ты глянь! – начальник РУБОПа за щетинистый подбородок повернул голову мужика к Комарову. На щеке у пьяного ярко алело несколько параллельных царапин.

– От ногтей, Владимирыч?

Давыдов почувствовал, как внутри у него обвально тряхнуло.

За многие годы оперативной работы он уверовал в свой фарт.

Иногда на полную шару преступников брали!

Комаров отработанным приёмом загнул мужику ласты за спину, накинул на запястья браслеты, защёлкнул.

– Больно, бля!

– Потерпишь.

Огромный, как вставший на задние лапы медведь, Давыдов присел на корточки. Показал мальчику удостоверение. Объяснил, что ему нужно будет ненадолго съездить в милицию, откуда его потом отвезут домой.

– Родителям позвоним.

– У нас нет телефона! – Мальчик попался не из пугливых, на предложение согласился охотно.

Усадив мужика на заднее сиденье, к левой двери, которая, как у всех оперативных машин была намертво заблокирована, Комаров ещё раз оглядел задержанного.

По приметам почти сходилось, причёска только не такая, этот – лохматый.

– Что куришь, зёма? – опер обхлопал карманы у пассажира, вытащил пачку «Петра».

Дорогим «Русским стилем» здесь не пахло.

– В отделе разберёмся, чего он чужих детей на улицах хватает!

С места начальник РУБОПа резко дал по газам.

22

Маштаков с Рязанцевым второй час под дождём обходили длинную вереницу киосков, начинавшуюся от самого поворота с Чехова на «Зою». Новость о том, что неподалёку в коттеджах нашли убитого мальчика, уже облетела коммерческие ларьки, поэтому оперативники почти везде обходились без вводных разъяснений.

Все опрошенные продавщицы работали сегодня днём, как раз в то время, когда перед их прилавками преступник за руку уводил убивать девятилетнего Антона Синицына. Никому не запомнилась такая пара.

Они и рады были помочь, но не могли. В павильоне «Магны» оперативникам предложили чаю, те не отказались. В заставленном до потолка коробками тесном кутке разместились с трудом.

Разбитная, под сороковник, Женя с нарисованными бровями, с плохо замазанным синяком на скуле, в трико в обтяжку крыла убийцу в бога и в душу.

– Да моя бы воля! Я бы такого! На дитя беззащитное руку занести! Найдите обязательно эту тварь, мальчишки!

Маштаков осторожно, боясь обжечься, отхлёбывал из солдатской алюминиевой кружки, невесть как оказавшейся в гражданском киоске.

В голове его взбудораженные роились мысли.

«Ни один нормальный человек, реально столкнувшийся с таким изуверским убийством, не проголосует в пользу отмены смертной казни. Только рафинированные столичные хлюсты в стремлении показать себя умнее остальных… Какого хрена нам Совету Европы в рот заглядывать? Своего ума нет, давайте на лучших друзей американцев посмотрим, у тех в большинстве штатов – смертная казнь! Все доводы противников смертной казни легко кроются. Любимый ими исторический анекдотик этот про то, как в средневековые времена преступника вешают, а в это время в толпе карманники работают… Во-первых, кто это видел? Во-вторых, и в главных, вешают не за карманную кражу, за злодейство посерьёзнее, и в толпе во время казни людей не режут. Карманы – не смертельно!»

– Хозяева у тебя «чёрные»? – поинтересовался Маштаков у продавщицы Жени.

Та кивнула:

– Аслан. А то не знаете? У него по городу много точек.

– Слышал. Не обижает?