В понедельник дела не делаются - [68]

– Ты про бланш? – Женя пальцем с обломанным ногтем, покрытым алым лаком, указала на скулу. – Не-э-э, это сожитель приголубил.

– Ревность?

– Е-э-эсли бы… ему уж из-за пьянки не до ревности. У него давно – на пол шестого из-за пьянки-то… Деньги на самогонку выбивал.

– Чего живёшь с ним? – Миха поставил на угол стола дымящуюся кружку. – Спасибо за чай, Евгения.

– Так другого нет. Ты вот меня замуж не возьмёшь? – продавщица откровенно кокетничала.

– С чего ты взяла? – принял её игривый тон Маштаков.

Опера вышли из тёплого прокуренного нутра павильона под секущий дождик. Как и ожидалось, результат обхода получился нулевой.

– В отдел на троллейбусе поедем? – спросил Рязанцев.

– Если хочешь, такси возьми… Ап! – Маштаков перепрыгнул через лужу.

– Осторожней, Николаич, обрызгал! – возмутился Андрейка.

– Эй! Товарищи сотрудники! – распахнув дверь павильона, окрикнула продавщица «Магны».

В жёлтом, электричеством освещённом прямоугольнике дверного проёма фигура её казалась девически стройной.

– Запала она на тебя, Николаич, – подколол напарника Рязанцев.

– Ты молодой, в жизни ничего не понимаешь. Женщина со всеми удобствами. И выпить, и закусить тут же. Ладно, вернёмся, узнаем, чего она хочет.

– Я пить не буду, Николаич.

– А кто тебя, салагу, спрашивает?

Женя зябко ёжилась на сентябрьском свежем ветерке.

– Тут такое дело, мужчины. Я вспомнила… Тамарка, сменщица моя, рассказывала… На той неделе к ней в киоск один сунулся. Предложил в кино сниматься за деньги. Десять тыщ посулил.

Она послала его подальше…

– Чего так? Десять тысяч – деньги хорошие! – Маштаков подобрался, учуял интересное.

– Да он чмошный такой был и пьяненький, – Женя сморщилась презрительно.

– Как он выглядел? Приметы?!

– Она не рассказывала. Мы посмеялись, да и всё… эко дело!

Придурок какой… мало их?

– Адрес её знаешь? – Миха вытащил из заднего кармана брюк мятый блокнотишко.

– Адреса не знаю, а как дойти объясню. Она тут рядом живёт, в желтых двухэтажках. Чехова перейдёте, третий дом вглубь по правому… да, по правому ряду. Первый этаж, середняя дверь.

Вторая, что ли, квартира…

– Как фамилия сменщицы?

– Тамарке-то? Плетнёва была…

– Спасибо большое, Евгения. По вечерам Тамара дома? Застанем мы её сейчас?

– Куда ж она денется от двоих своих спиногрызов? Один совсем маленький…

Тамара Плетнёва открыла дверь, не спросив кто там, и испуганно ойкнула, увидев на пороге двух незнакомых мужиков.

Торопливо сжала на груди ворот ситцевого халатика, надетого на голое тело.

– Милиция, – успокоил её Маштаков, демонстрируя удостоверение в раскрытом виде. – Вы ведь Тамара Плетнёва?

– Да-а. А что случилось?

– К вам несколько вопросов. Разрешите войти?

– Пожалуйста. Только у меня неубрано. Бардак у меня. Проходите на кухню.

Закрывая входную дверь, Тамара высунулась в подъезд.

Маштаков заметил её беспокойство.

– Ждёте кого-то?

– Да Серёжка, паршивец, загулялся… Сказала, чтоб в девять был дома… За уроки ещё не брался… На улице темнотища какая…

– Где он под дождём может гулять?

– Они в подъезде в седьмом доме, поди, сидят.

– Седьмой дом это который?

– А вон – угловой, через двор! – Тамара показала в окошко.

– Понял где? – Миха обернулся к Рязанцеву. – Иди, Андрей, приведи пацана, пока мы тут переговорим.

На кухоньке, давно требующей ремонта, на двухконфорочной плите в баке кипятилось постельное бельё.

– Стираться затеяла, – словно оправдывалась хозяйка.

Протерев полотенцем сиденье, она поставила перед Маштаковым табурет.

            – Присяживайтесь.

Миха присел и с выходом из-за печки подобрался к интересующему его вопросу. Про человека, который за десять штук будто бы приглашал её сниматься в кино.

Реакция женщины оказалась предсказуемой. Она всплеснула руками, ужасаясь.

– Го-осподи! Ребёночка за что казнили?!

И сразу метнулась в прихожую.

– Мой-то поросенок где потерялся?

– Тамар, не суетись, сейчас товарищ лейтенант его доставит, – Маштаков вложил во фразу максимум убедительности.

Хозяйка вернулась, стала вспоминать.

– Да ничего такого особенного не было. На той неделе… Да, на той подходит один пьяненький… Купил две сигареты россыпью… Хороших каких-то, импортных взял… «Мальборо»? Не вспомню… Потом спрашивает: «Женщина, вы не хотите в кино сниматься? Гонорар – тысяча рублей за съёмочный день». Я ему сразу: «Голой, что ли?» В смысле сниматься, что ли, голой…

Он головой замотал: «Нет, одетой». И не уходит. Ну а я ему: «Вали давай, ты полтинник наскреби по карманам сперва, а потом уж тыщи сули». Он ногами посучил и ушёл. И всё. В прихожей стукнула дверь. – Серёжа, это ты? – крикнула женщина. – Я, мам. – Ну я с тобой потом без свидетелей разберусь, – пообещала Тамара и обернулась к Михе. – Больше ничего я не знаю. Теперь, после возвращения домой ребёнка, успокоившаяся, она тоже присела в уголок. Не обращая внимания на разъехавшиеся полы халатика. Маштаков спешно подвинулся вместе с табуретом к столу, чтобы хозяйкины белые ляжки вышли из сектора его обзора. – Опиши его, Тамара, поподробнее. Этого кинорежиссёра. – Да я и видела его две минуты… Ну плюгавенький такой, тощий, лохматый… В смысле, давно не стриженный… Молодой, лет тридцать или чуть меньше… Одет… не вспомню как одет… чего-то по сезону… рубашка, брюки… – Ты его раньше не видела? – Как не видела? Он на нашей остановке пьяный спит постоянно. Миха чуть с табурета не упал. – Чего ж ты молчишь, мать?! – Так вы не спрашиваете… Вот спросили, я и ответила… – Ну-ну-ну! Дальше что? – Он на «девятку» садится… На автобус, который на «Рассвет» ходит… На него ещё ваши менты, милиционеры то есть, постоянно протоколы составляют… Нас в свидетели записывали. – Какие милиционеры? Из «пэпээс»? – не выдержал навалившийся Маштакову на спину Рязанцев. Тамара пожала плечами: – Не знаю уж из какого «пээс»… Милиционеры в форме, с палками, двое… Они постоянно по Чехова ходят. И по Зое тоже. Как же их? Толик и Слава… Они у меня часто сигареты покупают и лимонад. Молодые мальчишки. – Тама-а-ара, – Маштаков торопливо чирикал в блокноте карандашом, – только верность присяге останавливает меня от того, чтобы немедленно заключить тебя в свои объятия! – Это чего ещё? Глупости какие! – женщина засмущалась.