В понедельник дела не делаются - [159]

С этим семейником по фамилии Федорчуков, ранее судимым по «сто восьмой первой»[128] за нож, проканителились до полуночи. Все машины были на происшествиях. В разгонах…

Обед и ужин в один прием пищи вышел. В пропахшем мазутом и сгоревшим жиром зале деповской столовки кроме них ели трое железнодорожников. Милиционеры взяли по две котлеты и по двойному гарниру. Молодой Кирьянов посмеялся над объявлением на стене: «НЕТ У НАС НИ ПАП, НИ МАМ, УБЕРИ ПОСУДУ САМ!».

– Сироты! – с ударением на первый слог сказал Паршин.

За стеной по громкой связи объявили о прибытии ко второму пути пассажирского поезда «Нижний Новгород – Санкт-Петербург».

Потом еще два часа на разыгравшемся ветру милиционеры несли службу. Ночь, что называется, задалась. На стоянке такси случилась буза, двое пьяных приблатненных парней требовали увезти их в посёлок Савино Ивановской области, денег при этом не показывали, не то чтобы вперёд давать. Заявляли, что расплатятся в Савино. Таксисты резонно отказывались ехать на таких условиях. Неизбежную драку предотвратили милиционеры. Они вынудили парней уйти с площади. Удалившись, из темноты те пообещали фраерам прийти с разборками, и тогда им мало не покажется. Старый таксист Копейкин, в затертой шоферской кожанке, сморщенный, тщедушный, но въедливый как репей, чесал в затылке. – Кто такие, командир? На кого жалиться?! Еще случилась заварушка в подвальчике «Лэнд». Две подружонки пытались свинтить, не расплатившись. Когда охранник их схватил, одна из девок порвала ему рукав зеленого пиджака. Милиционеры отобрали два объяснения, написали рапорт (снова Вова), сдали хмельных халявщиц автопатрулю. В «Лэнде» грохотала музыка, разговаривать можно только с помощью ора. По стенам прыгали лучи, отражения, блестки вращающегося под потолком стробоскопа. Честно выполняя взятые на себя обязательства, напарники в два часа подгребли в «Арзу». Барменша Люда выглядела измочаленной. – Всё, господа, закрываемся! – возвестила она хриплым голосом оставшейся публике, завидев долгожданных стражей порядка. В зальчике пошло хоть и вялое, но все-таки шевеление. Люда выключила музыку, Пугачева на полуслове про «мадам Брошки-ну» заткнулась. – Давайте, дамы и господа, освобождайте помещение! – Кирьянов, мобилизовавшись, форсировал голос. Пройдя к столику в углу, он потряс за плечо навалившегося грудью мужика в драной куртке, улегшегося на руки. – Просыпайся, земляк, на работу пора! Мужик встрепенулся. Не понимая, что происходит, очумелым взглядом обвел зал, стоявшего рядом мента, поигрывавшего резиновой дубинкой. Мужик был средних лет, грязный, бомжеватой наружности, заросший клочковатой бородой. От него плохо пахло. – Щас, щас! – он выставил перед собой руку. – Вова, иди кофейку хлебни! – от стойки позвал Паршин.

– Серёж, сегодня дурдом полный! – жаловалась Люда.

За смену она постарела лет на пять. Стояла с полуоткрытым ртом, с расслабленными лицевыми мускулами. Взгляд у неё косил.

– День такой, – понимающе кивнул прапорщик.

– Ты как насчет по пятьдесят капель?

– Не-е! – категорично замотал головой милиционер. – Нам дежурство ещё идти сдавать! Нынче у начальства нашего не забалуешь!

Спеша сменить тему, избежать искуса (выпить ему ужас как хотелось), он повернулся от стойки:

– Вовка! Иди скорей, а то кофе твоё остынет! Да брось ты его! Нафига это чучело тебе сдалось!

Но Кирьянов, подвинув стул, уселся рядом с мужиком, достал из кармана бушлата служебную книжку, из-за обложки вытащил фотокарточку с неровными краями. Переводил глаза с мутной фотки на лицо мужика, сравнивал.

– Как твоя фамилия?

Мужик тупо молчал. Потянулся за пластмассовым стаканом.

Закинув голову, допил остатки пива – беспонтового, выдохшегося, после чего рыгнул.

– Ну Фадеев Виталий Александрович.

В голосе звучал нескрываемый вызов.

– Серега! Подь-ка сюда! – Кирьянов с округлившимися глазами пальцем подманил напарника к себе.

– Чего ещё? – слонопотам Паршин с неудовольствием поставил на стойку чашку и тяжело протопал к сержанту.

Кирьянов за плечо выволакивал мужика в бушлате из-за стола, тот упирался вяло, приборматывал:

– Вы чё? Да вы чё, в натуре?! Я сам к вам в ментуру шёл!

Сдаваться…

20

В пятницу вечером из дома, отдыхая после суток, Маштаков вызвонил Кораблёва. Целый день следователя то не было на месте, то телефон его занятым оказывался.

Саша хотел свернуть разговор, показывая, что торопится. Но вязкий Миха настаивал на встрече сегодня же, невзирая на явное отчуждение в интонациях приятеля. И уговорил таки.

– Не-е, только не на работе, – запротестовал следователь. – И в «Магнат» не пойду. Да говорю тебе, дела у меня вечером!

В итоге сговорились пересечься на площади «Трехсотлетия» города. Маштакову по Мира до центра было рукой подать. Саша пообещал подкатить к шести или чуть попозже.

– Во как! – озадаченно сказал Миха, повесив трубку.

– Ты куда это собрался? – забеспокоилась Татьяна, слышавшая разговор.

– Да я быстро. Шмелём! Ж-ж-ж…

Миха поискал ложку для обуви. Не найдя, обулся так, стаптывая задники ботинок. Он ничего не рассказал жене про возбужденное прокуратурой против них дело, про то, что арестован Андрейка Рязанцев.