В полночь упадет звезда - [65]

Он и его сородичи настороженно ее разглядывали, явно ожидая пояснений, почему женщина в одиночку едет на ночь глядя с той стороны, где никто не живет. У двоих-троих Горыня приметила топоры за поясом.

– В Круглодолье пробираюсь. Родня у меня там. Далеко ль еще?

– Хм! Так Круглодолье здесь и есть! – ответил другой мужчина, лет на десять помоложе, и махнул рукой на дворы поблизости. – Оно самое и есть!

– Не может быть! – не поверила Горыня. – Бабка моя говорила, что от начала Черногузки-реки до Круглодолья день пути или чуть меньше. Она знала, она родом оттуда!

– Так она, видать, про старое Круглодолье говорила! – сказал третий мужчина, самый молодой. – До старого – почти днище, да. А у нас тут новое.

– Давно ли… – удивилась Горыня.

Бабка не упоминала о том, что Круглодолья два!

– Да уж лет… – задумался самый старший. – Турьян в первый год родился, как перебрались.

Горыне это ничего не сказало.

– А давно ль твоя бабка там была?

– Лет сорок назад… В девках еще. Родилась она там.

– Родила-ась! – протянул старший мужик. – Кто ж она? Как ее звали?

– Оздрава, Здравитова дочь!

– Так Здравит – это я! – радостно доложил средний.

Тут Горыня, не выдержав, выскочила из саней и выпрямилась. Мужчины, когда она вдруг воздвиглась перед ними во весь рост, отшатнулись.

– Ты не можешь быть моим прадедом! – в изумлении воскликнула Горыня.

Да неужели ее занесло в такую сторону, где люди не стареют!

– Прадедом! – повторил старший. – Так ты, что ли, правнучка того Здравита – деда моего?

– У моей бабки были братья – Витенец, Погоняй да Изгод.

– Я – Витенцов сын. Отца в живых уж нет.

– Стало быть… – Горыня задумалась, – ты мне – вуй малый[29]?

– Вот уж истовое слово – малый! – Мужик смерил ее взглядом. – Откуда ж ты взялась такая… великая?

На лицах было явное замешательство. Когда в дом является незнакомая родня – это важное событие, но и когда из густых зимних сумерек вдруг выезжает на санях великанка на две головы выше мужиков – это тоже не каждый день бывает. Здесь же случилось разом то и другое, и круглодольцы не знали, какой стороне этого события придать важнейшее значение.

– А баба Яворина сказывала, будто ее золовка убегом ушла замуж, – припомнил Здравит. – Не от нее ли ты?

– Заходи в дом, коли родня! – Мужик показал на ворота. – Что это у тебя в санях-то?

Как ни странно, именно козы и куры убедили круглодольцев, что Горыня – обычная девушка, только очень рослая. Любой хозяин ценит живность, и тот, у кого есть хорошая лошадь, куры и козы, должен быть человеком почтенным. Устраивая живность в хлеву и задавая корму, Здравит и его отец – его звали Стоян – уже поглядывали на Горыню скорее весело, чем тревожно.

– Ну, пойдем к бабке! – сказал Стоян и даже осмелился по-родственному похлопать Горыню по спине. – Из всех наших она одна Оздраву помнит.

Бабка Яворина – Стоянова мать – была женой Витенца, Оздравиного старшего брата. Сам Витенец давно умер, но его вдова правила всем Новым Круглодольем. Витенец со своими детьми переселился сюда через год или два после побега Оздравы – на прежнем месте истощились пашни, всех было не прокормить. Старое же Круглодолье еще были живо, но поуменьшилось – там остались только потомки Изгода, младшего из братьев, которому досталось отцовское хозяйство и угодья.

– Баба, баба! – опережая Горыню, кричали звонкие детские голоса. – К нам приехала наша сестреница!

– Нет, дщерьша!

– Малая вуйчишна!

– Не малая, а великая!

По малолетству новые родичи так и не смогли правильно вычислить степень родства, но главное видели не в этом.

– А она вели-кан-ка! – выкрикивал кто-то, разбивая слово на части, как получается, если при этом прыгаешь, желая прыжками подчеркнуть важность своей вести.

– Да что вы за галдеж подняли! – ответил им ворчливый голос из открытой двери, к которой подвели Горыню, – полный несуетного величия, как будто обладательница голоса была твердо уверена в своей власти. – Великанка! Разгоготались! Вот сейчас возьму хворостину и покажу вам, как с гусями крикливыми обходятся!

Стоян первым вошел в избу, за ним осторожно протиснулась Горыня. Надо было спускаться на глубину чуть больше локтя; ступив на пол, Горыня медленно распрямилась.

– Ох мне! – сказал тот же голос. – И впрямь… великанка!

– Это деда Здравита правнучка, – пояснил Стоян. – От его дочери Оздравы, говорит…

– Так это что же – Оздравка с волотом сбежала?

При свете двух светильников Горыня разглядела говорившую. На почетном месте женской скамьи сидела с прялкой морщинистая старуха с хрящеватым носом и резко очерченными глазными впадинами; складка увядших губ говорила о твердом, властном нраве, но, пожалуй, не о злобе. Горыня почему-то думала, что вдова Витенца окажется совсем дряхлой, но теперь сообразила: старшая невестка Оздравы должна быть старше той всего на несколько лет.

– Будь жива, мати! – Горыня почтительно поклонилась.

Именно к этой женщине бабка Оздрава ее посылала. От нее теперь зависит вся Горынина судьба. Если «старая вуиня» ее не полюбит, то больше искать себе доли будет негде.

– Дайте ж огня, не разгляжу ничего в потемках! – с некоторым раздражением велела Яворина.