В полдень, на Белых прудах - [33]

— Ничего, я привык к физическому труду. Это полезно даже.

— Другому, может, и да, а тебе… Вон ни кожи ни рожи.

Ванька усмехнулся:

— Ну даешь, теть Уль! И мне полезно. Физический труд здоровье несет.

— От Бес! От Бес! — Тетка Ульяна махнула: — Э-э, ладно, делай как знаешь.

В Заречном Ванька сразу зашел к Филиппу Ненашеву. Тот сидел у себя, разговаривал с бухгалтером.

— Я пришел, — объявил Ванька, войдя в контору.

— Ты пришел нам дать волю, да? Как Степан Разин? — Филипп переглянулся с бухгалтером и посмеялся: — Вижу, что пришел. — Он переложил какие-то бумажки с места на место, посидел, пораздумывал, затем вскочил. — Галя, — обратился Филипп к бухгалтеру, — кто меня будет спрашивать, отвечай: на теплицах. Я вот с ним, — он посмотрел на Ваньку, — ну…

— Чухлов, — подсказал Ванька.

— Ага, с Чухловым пройдусь, покажу и объясню, что ему делать, — и, выходя из-за стола, дал знак следовать за ним.

Ванька ничего не сказал, но и с места не сдвинулся.

Филипп уже подошел к двери.

— Ну? Чего раздумываешь? — повернулся он к Ваньке.

— А документы? — напомнил тот. — Нужно же, по-видимому, оформиться?

Завотделением усмехнулся:

— Эт тебе, парень, не завод. — И объяснил: — Заявление потом напишешь и в приемную директора сдашь. Не боись, оформят. И зарплату начислят. — Филипп нынче был почему-то веселый, он все улыбался. День, что ли, хороший? Так не скажешь, вчера к вечеру нагнало тучи, ветер всю ночь их гонял туда-сюда, однако дождя не принес. Утром рано посветлело, но теперь опять набежали облака. Все-таки дождь, наверное, будет. Но Ваньку это уже мало тревожило — сено-то они перевезли, оно на месте.

Филипп вышел из конторы. За ним последовал и Ванька.

Теплицы находились неподалеку. Они стояли в три ряда, но площадь их была огромная, где-то около гектара, а быть может, и больше, на глаз определить трудно. Совхоз, говорили, на теплицах имеет огромные доходы. Кирпилинцы сетовали: в колхозе таких нет, колхозу бы тоже построить теплицы, да, к сожалению, никому в голову не придет. Может, надеялись, сообразит Каширин, этот мужик хваткий, до нового охоч.

— Вот тут, — Филипп остановился, — и твое рабочее место. Ну, что такое истопник, я надеюсь, тебе объяснять не надо. Не надо?

— Нет, — кивнул Ванька.

— Ну и хорошо, считай, поразумели друг друга. Одно только скажу, — на всякий случай предупредил завотделением, — температуру нужно постоянную держать, вон глянь, — он указал взглядом на градусник, — видишь, термометр?

— Вижу.

— По нем ориентируйся. И чтоб было четко, понял?

— Понял. — Ванька помолчал, потом вдруг заговорил о своем: — Я в колонии, между прочим, одно время печи топил. Мужики мне доверяли, сказывали: Чухлов-де молодец, Чухлов температуру постоянную держит. А другому, что козлу капусту, доверять никак нельзя. Только начнет топить, тотчас ба-х-х — в постель. И сам мерзнет, и других держит в холоде.

Филипп слушал, не перебивал. Лицо сделалось у него серьезное.

— Ну вот что, — сказал он после, — не знаю, как там в колонии, а у нас правило жесткое: одно, второе, третье нарушение — и тете маши ручкой, вот так, сообразил?

Филипп ушел. Ванька стоял, думал, с чего ему начинать. Тоже ему, объяснил завотделением — вот теплицы, вот печь, вот термометр, и гляди в оба, чтоб из совхоза не погнали. Сразу обухом по голове, пока при памяти. Кто ж так наставляет? Вот у них в колонии… Ванька усмехнулся: чего, спрашивается, он про нее зарядил — у них в колонии, у них в колонии… Он сам, когда бригадирил, новичкам подробно все объяснял, чтоб все в ажуре было — дело того требовало. Но у всякого руководителя, видимо, на этот счет свое представление. У Филиппа Ненашева, похоже, иной подход, нежели он был, к примеру, у Ваньки.

Но через пару часов Ванька уже освоил дело — лопата, уголь, печь, опять — лопата, уголь, печь. И поглядывай на термометр.

Ванька приостановился, — кажется, довольно кочегарить, чтоб не сделать промашки.

Он поставил лопату к стене, поправил волосы и вышел на улицу.

Было мрачно. Однако день, представлялось, все же расправлял крылья, по сторонам пробивались этакие светлые озерца. Может, дождя все-таки не будет?

Рядом прыгали белопузые синички, чиркали своими изящными голосочками: чирк-чирк, чирк-чирк. Вот она, воля! Ванька будто только сейчас и почувствовал ее, именно в сию минуту. Вот она, воля! Хорошо-то, хорошо-то как, а!

Столько лет насмарку. Ради чего? Ради кого? А Бродовы и нынче хозяйничают, вон фортеля какие выкидывают. Вспомнился вчерашний случай. И все им проходит. Оно так: одним манишки, а другим лоскутки. Э-э, что там!

Постояв немного, Ванька заглянул в теплицы — там работали бабы. У самого входа какая-то молодуха, вздрогнув, через мгновение прыснула, смешно, наверное, стало, что испугалась человека, который просто зашел к ним ради любопытства.

— Верка, угости парня огурцом, — крикнула стоявшая неподалеку женщина в цветной косынке и тоже засмеялась.

Ванька не задержался, тут же и отпрянул назад. Еще чего, бабы начнут сейчас его дразнить — новенького сразу заметно, над ним и подтрунивают. А бабы везде одинаковые, что в колхозе, что в совхозе, лучше обходи их стороной и не попадай на язык, иначе обсмеют и сами обхохочутся, дай им волю только.