В полдень, на Белых прудах - [18]

Водитель покивал: ясно. Он хоть и молод, но с председателем колхоза у него контакт хороший, они друг друга понимают с полуслова.

— Вот, Иван Иванович, — подвел итог Каширин, — у меня возникла такая идея. — Он, по-видимому, сознательно назвал Ваньку Иваном Ивановичем — уже это говорило, что он в нем заинтересован.

Ванька напрягся:

— Я уже подчеркивал, Афанасий Львович: мысль хорошая. Теперь бы ее осуществить на практике.

— Вот-вот, верно, Иван Иванович, — оживился Каширин. По всему было видно: он остался доволен — его поняли. — За тем тебя и привел сюда.

Ванька вскинул голову — он уже догадывался, к чему клонилось, но все это, к сожалению, никак не сходилось с его намерениями на будущую жизнь.

— Афанасий Львович, а я-то тут при чем, а? — прикидываясь наивным, спросил Ванька.

Каширин усмехнулся:

— Я сейчас все объясню, но ответа от тебя быстрого не требую, походи, подумай, решишься — придешь в правление и скажешь, хорошо?

Ванька поднял было руку, желая сразу уточнить, что разговор этот бесполезен, он давно наметил: в колхозе не будет работать — в совхозе, а там видно станет, как дальше ему поступать, однако Каширин опередил его.

— Я еще раз повторяю, — решительно сказал он, — с выводом тебя, Иван Иванович, не тороплю. А теперь послушай, что предлагаю. Мы сначала создадим небольшую бригаду, человек из шести-восьми, мужиков отберем покрепче, настоящих землекопов, этой бригаде выделим два трактора, бульдозер и «Беларусь» с ковшом и лопатой. Она и займется подготовкой к строительству кирпичного завода. Нам в первую очередь нужно углубиться в берег, прорыть для двух печей ниши, а затем обложить их кирпичом, в общем, все сделать по науке. Насчет оборудования я уже побеспокоился, подготовил документы и отправил на завод-изготовитель. Дело завертелось. Но то бумажное, а сейчас пора начинать ставить завод. Громкое, правда, это слово — «завод», ну да ничего, мы лицом в грязь не ударим, и завод наш станет со временем настоящим, и специалисты у нас будут хорошие. Вот так, Ваньша!

Слушая Каширина, Ванька сравнивал его с предыдущим председателем колхоза, грузным и медлительным Андрюхой Колывановым, по-народному, по-кирпилински, что ли, «навозным жуком». В глаза того никто никогда так не называл, а вот меж собой в разговоре часто говаривали, мол, вон поковылял «жук навозный». Так вот, сравнивая, Ванька вспоминал, как доводилось ему тормошить председателя, чтоб от того чего-то добиться, крови и нервов ого-го уходило, пока все решалось положительно, хоть по той же электростанции, хоть когда он бригадирил.

А этот, Каширин, загорается сам, этого подталкивать, настраивать на доброе не требуется — сам мастак.

Каширин посмотрел молча вдаль — там, впереди, было сплошь зелено, а над зеленью той, как бы у самого горизонта, бегали волны-миражи, — затем повернулся к Ваньке:

— Я знаю: ты думаешь, какую роль в этом деле я отведу тебе, верно?

Ванька не ответил.

— Хочу тебя, — продолжил Каширин, — поставить во главе бригады. Я верю: ты справишься. Ну а насчет того, что ты… ну… Это позволь мне взять на себя, я улажу, Иван Иванович.

— Что уладите, Афанасий Львович?

— Ну…

— Вот! Вот! — Ваньку заело вдруг: — Неужели и вы, Афанасий Львович, тогда поверили?

Каширин резко приподнял руку:

— Я понимаю. Но будем мужчинами: что может сделать один человек? К сожалению, ничего.

— Почему же? Не-ет, как раз может, — Ванька, похоже, сел на своего конька. — А случай со мной. Всего двое — и они, можно сказать, взяли верх, им поверили, Бродовым!

Каширин опустил голову.

— Я все улавливаю, — повторил он опять после небольшой паузы. — Но… Ваньша, Иван Иванович, пойми… — Каширин не находил слов, будто они выветрились у него.

И тут в разговор неожиданно вмешался водитель:

— Афанасий Львович, вы еще в райком собирались, не опоздать бы нам, — и он показал на часы.

— Да, да, — спохватился Каширин и обрадовался тому, что вдруг появилась возможность прервать этот разговор. А Юрий молодец, отметил потом он про себя, вовремя сориентировался в сложившейся обстановке — кое-чему уже начинает учиться.

— Итак, Иван Иванович, с ответом не тороплю, подумай хорошенечко, обмозгуй, а я подожду.

Глава четвертая

Екатерина Михайловна Прокина жила в кооперативной квартире — квартиру покупал бывший муж. Когда она развод с ним оформляла, тот потребовал с нее половину денег, но Екатерина Михайловна была женщина энергичная и прямая и показала ему фигу: вот тебе деньги, двоих настрогал — и еще у него хватает нахальства за квартиру выкуп требовать. А где, интересно, она его детей воспитывать будет, под куполом голубого неба, что ли, на свежем, с примесью заводской гари, воздухе? И еще раз свернула фигу. Э-э, чего там, довел, довел он ее, мешок с мясом! А что он ответил ей? Сказал: он бы и еще настрогал детей, да жаль, на строгалку она «узду» надела, а у него возразить не хватило сил. Вот чего ляпнул. И людей не постеснялся. Ну да ничего, все уже давно позади.

Екатерина Михайловна работает на хлопчатобумажном комбинате водителем автокара, по цехам аккумуляторы развозит, электрики в мастерской их ремонтируют, а она затем доставляет на место. Аккумуляторы с тех же автокар, которых на комбинате сотни, куда ни кинь взором, повсюду оранжевые машины бегают и грузы перевозят.