В поисках Алибранди - [59]

Какое-то время мы лежали молча, пока он не пихнул меня локтем и не сказал угрюмо:

— Ну я-то уверен. Почти.

— В чем?

— Ну, сама знаешь. Ты мне нравишься... ладно... я тебя люблю.

Он казался взволнованным, и я обняла его:

— Вообще-то я тоже тебя люблю, Джейкоб.

— Я по-настоящему скучал по тебе, пока ты была в Аделаиде, и иногда, когда мы пару дней не видимся, просто схожу с ума. — Он говорил искренне и смотрел на меня так, будто ему было необходимо, чтобы я поняла.

 — Я тоже по тебе скучала.

— Ладно, не буду больше тебя уговаривать, — вздохнул он. — Ограничимся умными разговорами.

Я рассмеялась и прижала его покрепче:

— Понемножку и того и другого не помешает.

— Тебе не помешает, — холодно возразил он. — А меня с ума сведет.

Потом он отвез меня домой, но сначала мы остановились за несколько кварталов и целовались столько, что у меня разболелись губы.

Думаю, мама поняла, чем мы занимались, потому что всё время поглядывала на нас обоих, но ничего так и не сказала. Только в половине десятого выдала Джейкобу остатки лазаньи, чтобы он взял их с собой для отца — то есть намекнула, что ему пора домой.

— Позвони мне, — крикнула я ему с крыльца.

— Нет, ты позвони. Я люблю, когда ты проявляешь инициативу, — ухмыльнулся он.

Я кивнула и села на верхнюю ступеньку. Казалось, все мои проблемы рассеялись.

Глава двадцать пятая

Сижу в своей комнате растерянная, сердитая и совершенно дезориентированная. Проведя всю жизнь в попытках найти в ней свое место и почти добившись цели, я снова в исходной точке. Сегодня мамин день рождения. Ей исполнилось тридцать пять, и мы с нонной испекли для нее торт и устроили небольшой праздник: пригласили тетю Патрицию с семьей, и за столом в бабушкином доме собралось десять человек.

— Первое октября, значит, зачатие произошло в первый день нового года, да, тетя Катя? — спросил Роберт, целуя нонну в макушку.

— Тоже всегда так думала, — засмеялась мама, задув свечи. — Ровно девять месяцев, правда?

— С каких это пор дети рождаются ровно через девять месяцев? — фыркнула кузина Луиза.

В университете она изучает естественные науки и думает, что знает о них всё.

— Ладно, если зачатие произошло на неделю раньше, то выпало на Рождество. Так даже забавнее. «Счастливого Рождества, Катя», сказал бы дедушка перед тем, как...

— Роберт! — хором закричали мы все.

— Роберт, я помню своего отца. Не думаю, что он был романтиком, — заметила мама.

— О, еще каким, — возразила тетя Патриция. — Кристина родилась в их первый год в Сиднее, и в Рождество Франческо работал на ферме к северу от Ингема, так что, наверное, несколько раз приезжал домой, чтобы зачать Кристину.

Я посмеялась вместе со всеми, а затем внезапно умолкла.

Вокруг всё еще звенел смех. Гости угощались тортом. Луиза спорила с Робертом, сколько на самом деле продолжается беременность, мама танцевала по комнате со всеми любимым дядей Рикардо, тетя Патриция разнимала Джозефа и Кэти, вцепившихся друг другу в волосы. Все чем-то занимались, за исключением двух человек: меня и нонны Кати. Мы вдвоем просто наблюдали за происходящим. Мой мозг бешено работал. Бабушка выглядела задумчивой. В эту самую минуту я поняла кое-что, способное изменить наши жизни.

После ухода гостей я осталась у бабушки. Сказала маме, что домой вернусь пешком, так что она отправилась ужинать к кузине.

Провожая ее взглядом, я подумала, что никогда не видела никого красивее. Не в смысле внешности, а внутренней красоты. Мама просто сияла, и я думала только о том, что она заслуживает намного большего, чем любая другая женщина в мире.

Нонна Катя подошла ко мне сзади и поцеловала в макушку, но я отстранилась.

— Ты лгунья, — бросила я, возвращаясь на кухню.

— Что ты такое говоришь, Джоцци? — спросила она, следуя за мной.

Я в гневе развернулась. Так разозлилась, что хотела ее ударить.

— Ты лгунья, — хрипло прошептала я. — Ты всю жизнь внушала нам, что делать и когда. Учила уважению к окружающим, чтобы нас считали идеальными и не сплетничали о маме. Ты не пускала Майкла в дом, когда узнала, что он мой отец. Ты позволила мужу выгнать мою беременную маму из дому, а ей было всего семнадцать! Ты заставила ее всю жизнь чувствовать себя человеком второго сорта...

— К чему все это, Джоцци? — растерянно вскрикнула нонна.

— Ты с ним спала. С Маркусом Сандфордом.

Бабушка побелела и отступила на шаг, сжимая рукой горло.

— Джоцци, что ты такое говоришь?

— Боже, нонна, ну сейчас-то не лицемерь. Ты же сама мне рассказывала, что эти четыре месяца жила одна. Четыре месяца лета, с ноября по февраль. Тогда мне было так жаль, что тебе пришлось провести Рождество и праздничные дни вдали от близких. Но сегодня, когда все шутили о том, что маму зачали в первый день года, мне показалось, что это невозможно. Как ты могла зачать на новый год, если дедушка работал на севере?

— Кристина родилась недоношенной, — всхлипнула бабушка.

— Ничего подобного. Она всегда рассказывала, каким пухленьким была младенцем. При рождении весила четыре двести. Недоношенные дети такими тяжелыми не бывают.

— Джоцци, прекрати...

— Нет. Ты с ним спала. И тебе хватило совести семнадцать лет третировать маму, когда ты сама поступила намного хуже. Ты была замужем. Ты спала с Маркусом Сандфордом, будучи замужней женщиной. Ты всю жизнь твердила нам про австралийцев. «Не путайся с ними, Джози, они не понимают, как мы живем», — говорила ты. А ты сама, нонна? Он понимал, как ты живешь? Понимал, что такое брак?