В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века - [27]

Вопреки ожиданиям, в каролингских текстах не встретить однозначно негативного отношения к сарацинам, исповедующим ислам, и к язычникам норманнам, с которыми франки постоянно воевали. Эрмольд Нигелл в своей хвалебной песни, посвященной деяниям Людовика Благочестивого, наделяет тех и других мужеством и благородством. Вильгельм, один из приближенных Людовика и будущий герой рыцарских жест, осаждая Барселону, испытывает уважение к предводителю мавров Задону. Он явно восхищен отвагой врага перед лицом смерти, хотя и разбил ему в кровь лицо, уличив во лжи. А датского конунга Харальда и его дружину в 826 г. император франков лично крестил во дворце Ингельхайм, после чего организовали совместную охоту и устроили грандиозный пир. В глазах франкского аристократа Эрмольда социальный статус противника имел куда больший вес, нежели этническая принадлежность или вероисповедание. Хронисты второй половины IX в. часто сообщают о набегах и грабежах норманнов, венгров и сарацин, но опять же зачастую нейтрально, скорее констатируя сам факт произошедшего, или, если угодно, смиренно. Как уже говорилось выше, причиной тому было устоявшееся восприятие иноверцев как орудия Господа: их руками Всевышний карает христиан за грехи.

Достаточно ровно или, во всяком случае, без явной агрессии франки относились к евреям. Последние на протяжении всего каролингского периода активно занимались торговлей и ростовщичеством, откупами и врачеванием, владели домами и землей, на которой трудились колоны-христиане, внутри общины улаживали споры по законам Торы. Септи-манская графиня Дуода, в 843 г. сочинившая наставления своему сыну Вильгельму, признается, что часто брала в долг у иудеев и потому отягощена долгами. Она надеется их вернуть, пока жива, однако всерьез на это не рассчитывает и просит Вильгельма «тщательно разыскать всех, кому задолжала» и при необходимости расплатиться собственными средствами. Во второй половине IX в. франкские епископы прикладывали некоторые усилия для ограничения деловых контактов между иудеями и христианами. Но о консолидированной позиции клира на сей счет говорить не приходится, равно как и о сколько-нибудь серьезной изоляции еврейских общин.

Единственным, что вызывало у современников резко негативную реакцию, было обращение христиан в иудаизм. Один из составителей «Сен-Бертинских анналов» поведал историю некоего Бодона. Хорошо образованный в «божественных и человеческих науках», близкий ко двору императора, да еще в сане дьякона, он поддался искушению дьявола, оставил христианство и обратился в иудейскую веру. В результате Бодон полностью изменил свою жизнь. Принял имя Елизария, отпустил бороду (столь нелюбимую франками), начал носить оружие и занялся торговлей с язычниками. Переселившись в Испанию, он стал обращать в иудаизм других христиан и, видимо, значительно в этом преуспел. Во всяком случае, его противники обратились к Карлу Лысому и западнофранкским епископам с просьбой вмешаться и вернуть вероотступников в лоно церкви.

Вторым важным критерием социальной стратификации был правовой статус. Франкское законодательство традиционно различало группы людей в зависимости от объема их правоспособности. В варварских правдах, а также в грамотах, королевских дипломах, монастырских полиптиках и других хозяйственных и административных документах VIII–IX вв. фигурируют знатные, полноправные свободные, полусвободные колоны и литы, несвободные рабы-сервы. Знать и свободные защищены высоким вергельдом (у аристократии он примерно в три раза выше), они владеют землей, платят налоги в казну, самостоятельно выступают в суде, несут военную службу в ополчении. У сервов нет никакой собственности, они работают на хозяина, а за их преступления отвечает господин. У них нет вергельда, только цена, которая уплачивается владельцу за убийство его раба. Варварские правды почти не отличают серва от животного, столь же неразумного и неправоспособного существа. Литы, напротив, обладают ограниченной правоспособностью, у них есть движимое и недвижимое имущество, которым они могут распоряжаться. Они иногда самостоятельно выступают в суде. А в Саксонии lazzi, по сообщению Нитхарда, еще в 840-х гг. наравне со свободными участвовали в ополчении.

Правовой статус различных слоев населения в каролингскую эпоху серьезно эволюционировал. Далеко не всех свободных устраивал их статус, не только дававший большие права, но и накладывавший многочисленные обязанности. Последние по мере развития франкской государственности, усиления военной активности и увеличения налогового гнета становились все более обременительными. В таких обстоятельствах многие свободные искали покровительства могущественных сеньоров, светских аристократов или, например, монастырей. Через процедуру коммендации, известную еще с позднеримских времен, они «вручали» себя и свое имущество в руки новых покровителей и становились колонами. Крестьяне передоверяли феодалам свое право платить налоги, выступать в суде и участвовать в ополчении, отдавая им часть своего рабочего времени и продуктов собственного труда (то, что в науке принято называть феодальной рентой), а взамен обретая защиту и покровительство. В каролингскую эпоху в среде зависимого крестьянства постепенно стираются юридические границы между колонами, литами и сервами. Обычной практикой становятся смешанные браки. Правовой статус с соответствующим объемом служб и платежей все больше закрепляется за конкретной землей. И теперь литы, сервы и колоны сплошь и рядом владеют участками друг друга — вещь, немыслимая еще пару столетий назад.