В открытое небо: основано на жизни французского писателя и летчика Антуана де Сент-Экзюпери - [93]

Долетев до залива Синтра, они видят перед собой небольшую гряду облаков. Тони поднимается выше, чтобы немного в них порезвиться, и шейх, увидев, что они вот-вот столкнутся с облаками, каменеет в кресле. Тони хохочет. Из чего, интересно, по мнению шейха, сделаны облака? Да его знания на уровне новорожденного! «Бреге» достигает белой гряды и входит в них, словно ложка в сбитые сливки. Весь мир исчезает, самолет начинает потряхивать, по обе стороны от них развеваются ленты газа. Он видит, как шейх протягивает руку, стараясь их поймать, и в изумлении качает головой. Теперь до конца своих дней он, сидя перед кальяном, сможет ночи напролет рассказывать о том, как однажды трогал облака.

Проходят над Агадиром, и пустыня понемногу становится менее суровой, покрываясь легкой тканью кустарников и другой растительности. Взят курс на Сен-Луи-дю-Сенегал, и пейзаж под крылом постепенно изменяет цвет. Шейх Абдул указывает на первые деревья. Вон там одно. А там – еще два. А там, там – целая группа. Хлопковые деревья, пальмы, акации, огромных размеров баобабы. Рук начинает не хватать. Наконец он прекращает размахивать руками и застывает под магнетическим воздействием пейзажа.

Реки расширились, земля стала зеленой – того цвета, который мусульмане видят во сне. И тогда шейх оборачивается. Старый, закаленный пустыней обитатель Сахары, непоколебимый вождь племени, жестокий воин льет слезы за стеклами очков пилота. Тони в растерянности глядит на него, а пассажир настойчиво показывает вниз.

Но Тони не видит ничего сверхъестественного. Там всего лишь небольшой лесок. Ничего особенного. Пока наконец он не догадывается.

Лес…

Шейх Абдул Окри даже представить себе не мог, что в мире существует столько деревьев. Быть может, в тот момент он вспомнил о своих пыльных кустиках, что растут возле его шатра, и ему стало жаль их, затерянных в песках. Тони охватила нежность к этому человеку и его людям, всем народам этой суровой земли, рассеянным по пустыне, как тот же песок, но, однако, людям гордым.

Ему и в голову не могло прийти, что он станет свидетелем слез такого горделивого шейха. Тони вздыхает, расчувствовавшись. Человеческое существо – эгоистичное, вызывающее порой отвращение, мелочное, способное на самую ужасную жестокость, – в то же самое время может быть созданием, до слез растрогавшимся при созерцании тысячелетнего спокойствия деревьев. Он наклоняется вперед и кладет руку на плечо сына Сахары.

И думает, что каждый человек – это чудо.

Глава 48. Кап-Джуби (Марокко), 1929 год

Тони идет к загону навестить Нефертити. В эти последние недели он так закрутился в делах, связанных с вызволением попавших в плен испанских пилотов, что не жаловал ее вниманием. Она совсем выросла – теперь это стройная красивая газель. Подойдя к загону, он видит, что животное толкает лбом деревянную ограду, безуспешно пытаясь пробить себе дорогу своими смешными рожками.

– Нефертити!

Но она на его зов не откликается. И продолжает настойчиво бодать ограду.

– Не дури! Там, за оградой, охотники. Там водятся ядовитые змеи, есть лисы, да и лев может попасться. А здесь у тебя есть все: еда, вода, безопасность.

И вдруг понимает, что говорит совсем как месье Шаррон, начальник бухгалтерии на черепичной фабрике, когда он сообщил ему о своем уходе. Тони идет к ней и гладит ее шею, а она с прежним упорством толкает лбом ограду. Он глядит на линию горизонта, где в этот вечерний час свет уже смягчается.

– Ты услышала зов.

Тони гладит ее мордочку, а она глядит на него с грустью, прекрасной грустью оленей. Он идет к воротам и снимает жердину, подпирающую грубую деревянную загородку.

– Там ты будешь страдать, тебе придется убегать от страшных хищников, придется добывать себе пищу в поте рогов твоих… Но ты хочешь быть свободной.

Нефертити смотрит на него.

– Ты храбрая девочка.

Как только он поднимает загородку, газель молнией бросается вперед. Без капли сомнения. Не останавливаясь. Не оглядываясь. Вскоре это уже только точка, теряющаяся вдали: она бежит навстречу своей судьбе.

Он так долго глядит ей вслед, что опускается ночь, и его пробирает дрожь.

«А что с моей собственной судьбой? – спрашивает он себя. – Этот аэродром в глуши, далекий от всего на свете, разве не тот же загон, что защищает меня от настоящей жизни?»

Что стало с любовью? Лулу убежала так же стремительно, как и газель. Нужно ли ему нестись за ней галопом? Нужно ли бежать в противоположную сторону в поисках другой любви? Ответа он не знает. А еще спрашивает себя, должен ли он довольствоваться тем, чтобы жизнь описывать, или стоит броситься в жизнь с головой, чтобы жить.

Солнце садится в море за той полуразрушенной морской тюрьмой, где стражу несут уже только акулы, и он чувствует, что настал час возвращаться. Хотя и не знает куда.

Утром он посылает телеграмму директору по эксплуатации с просьбой освободить его от должности начальника авиабазы в Кап-Джуби.

Ни разу даже не намекнув об этом – он никогда не говорит таких вещей, чтобы работники не расслаблялись, – Дора доволен его работой и понимает, что лучшего человека на это место ему не найти: Тони удалось завоевать доверие и уважение испанцев, он установил дружеские отношения с местными племенами, да и его личные качества позволили сделать так, что один из самых нелюбимых пилотами перевалочных пунктов, пугавших перспективой застрять на пару дней на этой жаровне, стал не таким страшным. Никто не выдерживал ссылки в Кап-Джуби более чем на три месяца, а он там полтора года, так что Дора уже месяцами ждет от него заявления об увольнении.