В одно мгновение - [89]

Услышав, как мама выходит из их спальни, папа снимает телефон с зарядки и прячет в карман, сует лист бумаги в конверт, а конверт – поглубже в мусорный бак.

Мама просовывает голову в дверь.

– Поеду поработаю. Я ненадолго, – говорит она, не глядя на него.

Сразу видно, что она врет. Папа делает вид, что не заметил этого. Я не знаю, куда собирается мама, но точно не на работу. Думаю, она поедет куда-нибудь в людное место, где сможет сесть и притвориться такой же, как все, забыть о том, кто она такая на самом деле, сделать вид, что она – та, кем она себе всегда казалась.

Папа подходит к ней, но она отшатывается.

– Ладно, – говорит он. – Я приготовлю ужин.

Она кивает и медленно выходит из дома, а папа, глядя ей вслед, резко вздрагивает. Как только ее машина отъезжает от дома, он идет в гараж.

Он начинает со спортинвентаря: бесцеремонно швыряет в багажник своего джипа все, что принадлежало нам с Озом. Я морщусь как от боли, когда он бросает в общую кучу мой скейтборд, и не могу сдержать слезы, когда он снимает с креплений мою доску для серфинга.

– Пора разгрести этот бардак, – говорит он Бинго.

Тот повсюду ходит за ним, обнюхивает каждый предмет из тех, что папа выбрасывает, и постукивает хвостом, явно узнавая наш с Озом запах.

Просто удивительно, как много люди говорят со своими питомцами, когда их больше никто не слышит. Хлоя без конца треплется с Могучей Финн, папа и мама любят побеседовать с Бинго, а Эрик выбалтывает свои секреты всем без разбора обитателям приюта.

– Надо раздобыть тебе к свадьбе собачий смокинг, – говорит папа. – Раз мне придется расфуфыриться, то и тебе тоже стоит.

Он на миг останавливается, стирает пот со лба, о чем-то вспоминает, касается кармана, в котором лежит мой телефон, но тут же отдергивает руку.

– Да и черт с ним, – говорит он. – Если Обри это порадует, я надену чертов смокинг. – Он сгребает принадлежавшую Озу коллекцию мячиков «Нерф»[6] и бросает их в багажник. – Зуб даю, они быстро обзаведутся потомством. Обри терпением не отличается. Бедняга Бен, он знать не знает, на что подписался.

Теннисная ракетка. Клюшки для гольфа. Велосипед.

– Ясное дело, мы будем помогать с малышом, – говорит он. – Купим кроватку, пеленальный столик, какие-нибудь качельки. Дети такие маленькие, но занимают чертову уйму места.

Я слушаю его и улыбаюсь, зная, что только так он и может жить: ему необходима задача, ответственность, обязанности. Он готов сделать все, чтобы защитить тех, кто выжил. Он понял это благодаря листочку бумаги из конверта, благодаря напечатанным на нем словам. Я чувствую его решимость и слепую любовь, его стремление сделать для Обри все что угодно – даже отпустить нас с Озом.

– Хлоя завела себе очередного дурацкого парня, – говорит папа. – Надеюсь, он будет лучше предыдущего. – Он нерешительно замолкает. – Ай, да ладно, Вэнс не так уж плох. Яйца у него точно есть, тут уж надо отдать ему должное.

Бинго поднимает голову, бьет хвостом по полу. Папа тянется к моей форменной футболке, замирает в нерешительности, крепко сжимает пальцами ткань, но в конце концов заставляет себя разжать руку, бросает футболку на груду уже лежащих в багажнике вещей.

Я вместе с ним еду в секонд-хенд и смотрю, как он выгружает все наши вещи в корзину для пожертвований. С каждым новым предметом с меня словно сваливается очередной груз. Когда папин багажник наконец пустеет, я чувствую себя совершенно свободной. Я поднимаюсь вверх, словно воздушный шар, который отпустили в бескрайнее небо, и парю в вышине, так близко к яркому, ослепительному свету, что чувствую его тепло, его притяжение. Я смотрю, как папа залезает в машину и едет обратно, к последней оставшейся нити, которая все еще меня держит.

94

Обри ослепительна в свадебном платье. Бен лучится от счастья рядом с ней. Они опускаются на колени для благословения, и я складываюсь пополам в приступе неудержимого хохота, а у меня из глаз градом катятся слезы. Гости фыркают вместе со мной. Обри, Бен и старик священник озадаченно озираются, не понимая, почему всем так смешно.

Миссис Кинселл, сидящая в первом ряду, толкает мужа в бок, требуя, чтобы он хоть что-нибудь сделал, хотя делать тут совершенно нечего. На подошвах ботинок у Бена – как раз на них сейчас смотрят все двести очевидцев благословенного события – ярко-розовым лаком для ногтей написано: «ПОМОГИТЕ».

Хлоя, стоящая рядом с Обри в своем нелепом зеленом платье из тафты, оборачивается и подмигивает папе. Вот и расплата. Они это сделали – устроили самый настоящий свадебный розыгрыш. Не считая минутки безудержного веселья, церемония проходит без единой заминки, и Обри соединяется узами брака с тем, с кем ей и было суждено соединиться. Я радуюсь, аплодирую, пою и танцую.

Прием проходит в «Ритце», неподалеку от нашего дома. Мама с папой сияют от радости, когда Обри и Бен входят в зал под аплодисменты гостей. Сами они стали мужем и женой двадцать четыре года назад в кабинете мирового судьи. За церемонию, как любит вспоминать папа, ему пришлось отдать «сотню долларов и свою свободу». Потом он всегда добавляет, весело подмигивая нам: «Я бы приплатил еще сотню, если бы знал, как много народу мы сумеем произвести на свет».