В одно мгновение - [53]

Натали кивает. Она уже не спешит вернуться за свой стол.

– Как у твоего отца оказались перчатки Оза?

Натали пожимает плечами.

– Не знаешь?

– А ты не знаешь, что случилось с тем парнем, который ехал с нами? – спрашивает Натали вместо ответа.

– Не знаю. Думаю, он спокойно живет себе дальше.

– Он был такой симпатичный, – говорит Натали. – Разве тебе так не показалось?

Мо вежливо улыбается. В этом вся Натали – пустышка, которой важнее обсудить симпатичного парня, а не то, как она чуть не умерла от мороза, потому что об этом она будет думать в полном одиночестве, у себя в спальне, где никто ее не увидит. Она будет копаться в этой истории, пока наконец не перелопатит ее до основания, не составит версию событий, которую сама сумеет понять.

– Еще он был очень милый. Тебе так не показалось? Знаешь, что он мне сказал, когда подсаживал обратно на фургон, после того как мы вылезли наружу? Он сказал, что все будет в порядке. Он тогда соврал, и я это понимала, но это так мило – то, что он так сказал.

– Соврал? – говорит Мо.

– Конечно. Ничего не в порядке. Ну то есть, может, у него все нормально, но у нас-то нет. Финн и Оз погибли. Хлоя стала ужасно странной и потеряла несколько пальцев на ногах. Вэнса выгнали из школы. Мои родители не в себе. А ты вообще на себя не похожа.

Мо смеется, громко и звонко, так что мне тоже становится весело:

– Не похожа?

– Нет. Ну посмотри на себя.

Мо осматривает свой наряд. На ней кеды «Конверс», джинсы и серферская толстовка. Антимодный прикид. Она снова смеется, и Натали хихикает вместе с ней.

– Пожалуй, ты права, – говорит Мо.

– Нат, идем, – ревет Райан от угла здания. – Если только вы там не обсуждаете тройничок. Тогда не спеши!

Мо закатывает глаза и показывает ему средний палец. В ответ он пару раз вызывающе дергает бедрами, а потом уходит.

– Он мудак, – говорит Мо.

Натали ковыряет землю носком ботинка.

– Кажется, нам пора на урок, – говорит Мо.

Натали не двигается с места.

– Ты никому не скажешь? – спрашивает она.

– О чем?

– Почему Оз отдал отцу перчатки.

Меня одновременно и удивляет, и совершенно не удивляет то, что Натали решила признаться. Удивительно, как все вокруг доверяют Мо. Все дело в ее глазах, огромных, голубых, с виду совершенно невинных, будто бы неспособных на обман.

– Крекеры, – говорит Натали. – Отец выменял у Оза перчатки на две пачки крекеров.

Ямочка на правой щеке у Мо пропадает и снова появляется. Больше Мо ничем себя не выдает. Она все так же смотрит на Натали и понимающе улыбается.

– Как-то вечером он напился и рассказал мне, – продолжает Натали. – Может, он вообще не помнит, что говорил мне об этом. Он был в стельку. Иногда он кажется мне таким неудачником.

Натали вдруг понимает, что, вероятно, переступила границу дозволенного, и говорит:

– Ты ведь никому не скажешь?

Мо с невинным видом хлопает своими голубыми глазами и одаривает Натали своей самой пленительной улыбкой:

– Я никому не выдам твою тайну.

57

Мама на работе, и это значит, что папа с Хлоей дома одни. Если бы у меня до сих пор были ногти, я бы их сгрызла до основания. Я не знаю, что может случиться, знаю только, что оба в любой момент готовы перейти к самоуничтожению и что сейчас им впервые представилась такая возможность.

В девять приходит медсестра. Ее зовут Лиза. Она очень энергичная, у нее светлые волосы, слишком большие голубые глаза и слишком большая грудь, и я рада, что в качестве медсестры к нам приставили ее, а не какую-нибудь там старую кошелку. Каждый раз, когда она приходит, наш дом словно наполняется свежим воздухом.

Сначала она проверяет, как дела у Хлои. Хлоя сидит на кровати с ноутбуком на коленях и наушниками в ушах и составляет список песен для Обриной свадьбы. Она с головой ушла в это дело.

– Боль еще беспокоит? – спрашивает Лиза, осматривая пальцы у Хлои на ногах.

– Гидрокодон скоро закончится, – отвечает Хлоя.

Я нервно сглатываю, потому что это неправда. Когда Хлоя выписалась из больницы, ей дали с собой восемь таблеток. Она до сих пор не приняла ни единой.

– Я заберу в аптеке новую упаковку и привезу тебе в среду, – говорит Лиза, не подозревая об обмане. – Пальцы выглядят хорошо. Тебе еще что-нибудь нужно?

Хлоя мотает головой. Лиза кивает ей и выскакивает из комнаты. Теперь очередь папы. Он ждет внизу. – Доброе утро, – радостно говорит папа.

Пока Лиза была у Хлои, папа сменил рубашку, побрился и причесался.

– Доброе утро, Джек. Выглядите получше. Мыться будем сейчас или в самом конце?

– Сейчас. Вы пока раздевайтесь, а я наберу воды в ванну. – Папа пытается встать.

Лиза игриво толкает его обратно на диван:

– Очень смешно. Думаете, вы первый со мной так шутите? – Она вытаскивает из сумки манжету аппарата, измеряющего давление.

– Я думаю, что я самый симпатичный из всех, кто с вами так шутил. – И папа улыбается Лизе своей самой широкой, сияющей улыбкой.

Он заигрывает с ней, и я веселюсь. Это совершенно нелепо, но в то же время уморительно смешно. Папа лежит на диване, его искореженная нога практически не дает ему двинуться, а он расточает чары, словно какой-то сэр Ланселот. Может, ему неловко, что о нем заботится молодая красивая женщина, а может, он делает это отчасти в пику маме, а может, просто пытается хоть чем-то разбавить свое тоскливое и бесконечно долгое восстановление. В любом случае выглядит он до ужаса комично.