В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле - [205]

Мне приятно сознавать, что я учился на кафедре геоботаники, которую организовал В. В. Алехин, и которую одним из первых закончил М. И. Его учителями в МГУ стали В. В. Алехин, А. А. Еленкин, А. Л. Курсанов, но самым главным был В. С. Доктуровский. Его экскурсии на болота, на разрезы торфяников, в т. ч. межледниковые, развили интерес у М.И. к изучению истории болот и их палеогеографии. Он вспоминал, какое впечатление на него произвели наглядные «сюжеты», показанные В. С. Доктуровским на примере с «максимумом пыльцы орешника» в ранних слоях межледниковых отложений торфа, где помимо этого можно было наблюдать мощные прослойки и самих орехов.

После университета в 1925 г. М.И. распределился на Центральную торфяную опытную станцию (Московская область), на которой проработал 22 года. Это было время масштабных исследований торфяных болот и ресурсов торфа СССР, для методологического и методического обеспечения которых требовалась серьезная научная работа. Его должность сначала была простой, но конкретной – «геоботаник». Долгие годы он оставался заведующим сектором торфяного фонда, а затем – заместителем директора по научной работе станции. Усилиями М.И она многие годы оставалась центром научной и методической мысли в области истории, географии и хозяйственного использования болот. Один только взгляд на список публикаций молодого ученого в эти годы поражает воображение и позволяет говорить о добрых традициях отечественной прикладной науки.

К сожалению, академическая наука зачастую необоснованно претендует на эксклюзивный научный синтез. Мне трудно судить о других отраслях науки, но вот в геоботанике, к которой был близок М.И., базовые знания, теория, понятийный аппарат и методическая основа сформировались в рамках прикладных исследований по луговедению, лесоведению, болотоведению, песковедению и пр. в отраслевых институтах. Так было и в период работы М.И. на Центральной торфяной опытной станции, которая тогда была по сути дела национальным научным центром в области болотоведения, торфоведения, изучения истории растительности в голоцене. Скромность М. И. не позволяла ему в публикациях и выступлениях подчеркивать это, но именно так нас учил на кафедре геоботаники профессор Т. А. Работнов и другие, которые прошли школу прикладной науки и высоко ценили тех, кто работает «на земле».

В 1935 г. М.И. защитил кандидатскую диссертацию. В том же году вышло первое издание его «Определителя растений Средней полосы Европейской части СССР», выдержавшего позже более 8 изданий. До защиты диссертации прошло всего 10 лет после университета. А как много сделано! Здесь и основы палинологии и палеогеографии голоцена, проблемы географии, типологии и районирования болот, методы их исследования, включая палинологический и ботанический анализы торфа, результаты экспедиционных работ в разных регионах страны и пр. М.И. мы обязаны тем, что за сравнительно короткий срок были изучены ранее неизвестные огромные заболоченные пространства и торфяники Западной, Центральной и Восточной Сибири, Дальнего Востока и Камчатки. А параллельно с изучением «торфяного фонда» страны шло создание принципов ботанико-географических исследований болот, разработка методов анализа торфяных залежей для целей реконструкции их развития и пр.

В период Великой Отечественной войны М.И. занимался составлением карт проходимости болот для Военно-инженерного управления Красной Армии, а затем уже в составе «картографической бригады» Института географии, руководимой И. П. Герасимовым, участвовал в подготовке крупномасштабных тематических карт для различных военных организаций. В качестве своего реального вклада в победу М.И. рассматривал и доклад на Ученом совете Минздрава СССР о возможности использования сфагновых мхов в качестве перевязочных средств вместо ваты. Составленная им Инструкция по заготовке и употреблению сфагнума вышла во время войны в трех изданиях и широко распространялась на фронте и в тылу врага среди партизан. Я видел эти Инструкции и думаю, что они спасли жизнь многим раненым.

После войны М.И. поступил в докторантуру к И. П. Герасимову. Сделать это в те годы было нелегко – например, надо было сдавать экзамены по двум языкам. В процессе обучения в докторантуре в 1948 г. М.И. по конкурсу был принят в Институт географии. Здесь следует подчеркнуть тот факт, что, несмотря на неоднократные высказывания М.И. об И. П. Герасимове как о «третьем учителе», все же они в отношении палеогеографии голоцена были на равных позициях. И не потому что М.И. был старше, а потому, что заслуженно приобрел авторитет среди коллег и выдвинулся в лидеры науки. Здесь следует отметить, что И. П. Герасимов совершил героический поступок, приняв на работу М.И. в те годы, когда уже повсеместно начиналась борьба с космополитизмом и когда из МГУ были выгнаны многие коллеги и товарищи М.И., в т. ч. Н. Я. Кац. Могу сказать, что И. П. Герасимов, конечно же, рисковал, и тем более понятна искренняя признательность ему М.И., сохранявшаяся до последних дней жизни ученого.

В 1955 г. М.И. защитил докторскую диссертацию, которая чуть позднее была издана как монография «Палеогеография и история лесов СССР». Она получила впоследствии премию Президиума АН СССР. Но еще большее признание она получила среди коллег и специалистов в смежных и даже далеких научных областях.