В молчании - [14]
– Как, столь недолго?..
Исчезающее существование. Его привычная странность. Сутулая игла секундной стрелки неприметно замедлила свои обороты. Наши ладони все реже и реже ощущали ее мягкие покалывания.
– О чем вы сейчас думаете?
– Позабыла, что мы еще здесь.
– Я и сам едва это замечаю.
– Не помню, если вы еще ждете ответа…
Лежали в лиловой темноте. И на месте стен не было ничего.
Без моросящих слов.
Только хруст наших пальцев.
§ 17. Остров
Нужно сказать о нем еще что-то. Да, по обросшим зеленой шерстью камням все так же осторожно и торопливо перемещаются мелкие крабы, ненадолго выползая на солнце и опять ныряя под размякшие щепки, дряблую ботву, листья и случайные корки. В поросль своих заплесневелых дворцов, под крапчатые камни, распластавшиеся, как могильные плиты. Там внизу невзрачная щетина мха разрастается в гигантскую сеть, тихо колышется и временами выплескивается на скалы зеленой грязью. Один из уступов заштрихован движущимися тонкими темно-серыми полосами. Это вереницы муравьев неровными линиями сбегают на песок и исчезают в золотисто-пепельных россыпях, лишь изредка мелькая среди разбитых ракушек и покрытых налетом соли коряг. Косые коричневатые лучи тонут в стертых следах на песке, погружаются в желтый лёсс. Ближе к опадающим и вновь и вновь стягивающимся волнам – полоса за полосой – берег темнеет и кажется глинистым, а прямо у воды – блестит и даже отражает пустоту неба. Вдоль кромки по мокрым, изъязвленным неприметными морщинами валунам, петляя, скользит тонкая тень. Тут же рядом плотная, темно-зеленая ткань размочаливается в стеклянную, исчезающую бахрому. По всему побережью разбросаны волглые сучья, мелкие обломки коры, лепестки белых листьев (нет-нет, никаких цветков), серо-зеленые травинки, перья, продолговатые раковины, обрывки водорослей, мертвые и полуживые насекомые. Похожие на иссохших спрутов деревья склонены над этими неразборчивыми, мрачными иероглифами. Их ветви и вырвавшиеся из земли корни почти касаются черной воды, норовя погрузиться в маслянистую рябь, в переливчатый блеск. Разница между ними и продолжающими их отражениями по-прежнему неуловима. Худые темные руки тянутся куда-то вдаль и исчезают в веерах спутанных листьев и расплетках виноградных гирлянд, свисающих увядшими венками, корневищами гигантских растений. В клочьях тумана, в рассыпчатой пелене их складки мерцают и напластовываются друг на друга. Рядом, в бурых разводах, осторожно трепещут их тени. Все снова путается. Шорох сливается с младенчески-старческим морским гвалтом и другими далекими, совсем робкими намеками звучания. Невнятный язык, ни одно слово которого никогда не поддастся переводу. Розовое горение блаженствует в нескончаемом, роскошном увядании. Лоскутья облаков обвивают одно из наверший своей дымящейся тиарой, похожей на сдутую ветром пену. Рядом едва заметные стайки мошкары распадаются и снова собираются в неясные фигуры. Их бесшумная воркотня. Издалека зеленые линии деревьев кажутся полосками мха, но, перемежаясь густым свечением, ближе к вершине теряются и крошатся в обволакивающий сине-серый фон. Горы, жаркие тени. Их равномерные продолжения в море. Кажущаяся застывшей возрождающаяся нескончаемость. Тягучая вода продолжает шуршать своими прозрачными, полуслипшимися страницами, буквы на которых не то бесследно стерлись, не то никогда не были начертаны, не то требуют какого-то иного зрения для вчитывания. Но даже когда колыхания ненадолго застывают, как будто бы леденея, все продолжает переливаться, сверкать и кипеть в безмерной агонии. Не успевая наполниться смыслом (или наоборот – из-за перенасыщенности им), страницы рвутся и оставляют незрячему взгляду лишь коварные очертания, сумбурные, неуловимые искривления, разломы, срезы и зияния. Скользкие мысы под натиском то и дело меняющих цвет волн, прибрежная тина, камни, раковины, иглы, резвые стайки рыб, почернелые растения, скалы, не отвязанная лодка, серая белизна чаек, облака, пенные гребешки, тусклые пятна, молчащие имена – все это плещется в мерном, бесконечном остинато, в изменчивом постоянстве, в мучительном замедлении, по-прежнему сохраняя зыбкость, смятение, готовность пошатнуться и обрушиться. Белые хлопья на прозрачных вершинах. Полупрозрачные гроздья. Ничего не решено, ничего не потеряно. Воздух продолжает скапливать ту же безмятежно-яростную тишину. Достаточно.
2011–2018
Миниатюры
Поэт
Имя. Отсутствует. У старика нет имени. Точнее, имя, скорее всего, есть, но оно не имеет никакого значения. Оно растворено в тысячах других имен, и нет никакой разницы, существует оно или нет. Поэтому все-таки можно сказать, что оно отсутствует. Ведь отсутствие не всегда отрицает существование. Возможно, и здесь перед нами тот самый случай. У старика не может быть имени. Оно существует, но его нет. И никогда не будет. И никогда не было. А если когда-то и было, то со временем исчезло. Как стирается надпись на надгробном камне заброшенной могилы. Нет, это не будет натяжкой. Пожалуй, что так. Пожалуй, так.
Возраст. Точных сведений нет. Но явно более семидесяти. Речь идет о старом, очень старом человеке.
«Пустырь» – третий роман Анатолия Рясова, написанный в традициях русской метафизической прозы. В центре сюжета – жизнь заброшенной деревни, повседневность которой оказывается нарушена появлением блаженного бродяги. Его близость к безумию и стоящая за ним тайна обусловливают взаимоотношения между другими символическими фигурами романа, среди которых – священник, кузнец, юродивый и учительница. В романе Анатолия Рясова такие философские категории, как «пустота», «трансгрессия», «гул языка» предстают в русском контексте.
В мире, где даже прошлое, не говоря уже о настоящем, постоянно ускользает и рассыпается, ретроспективное зрение больше не кажется единственным способом рассказать историю. Роман Анатолия Рясова написан в будущем времени и будто создается на глазах у читателя, делая его соучастником авторского замысла. Герой книги, провинциальный литератор Петя, отправляется на поезде в Москву, а уготованный ему путь проходит сквозь всю русскую литературу от Карамзина и Радищева до Набокова и Ерофеева. Реальность, которая утопает в метафорах и конструируется на ходу, ненадежный рассказчик и особые отношения автора и героя лишают роман всякой предопределенности.
«Прелюдия. Homo innatus» — второй роман Анатолия Рясова.Мрачно-абсурдная эстетика, пересекающаяся с художественным пространством театральных и концертных выступлений «Кафтана смеха». Сквозь внешние мрак и безысходность пробивается образ традиционного алхимического преображения личности…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что нового можно «услышать», если прислушиваться к звуку из пространства философии? Почему исследование проблем звука оказалось ограничено сферами науки и искусства, а чаще и вовсе не покидает территории техники? Эти вопросы стали отправными точками книги Анатолия Рясова, исследователя, сочетающего философский анализ с многолетней звукорежиссерской практикой и руководством музыкальными студиями киноконцерна «Мосфильм». Обращаясь к концепциям Мартина Хайдеггера, Жака Деррида, Жан-Люка Нанси и Младена Долара, автор рассматривает звук и вслушивание как точки пересечения семиотического, психоаналитического и феноменологического дискурсов, но одновременно – как загадочные лакуны в истории мысли.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.