В краю саванн - [22]

По берегам пересыхающих в сухой сезон водоемов встречается красивое ветвистое дерево с широкими листьями — ленге. Высота его 10–18 метров, кора достаточно толстая, чтобы противостоять огню. Снизу кора чешуйчатая, темная, наверху — беловатая. Плоды ленге имеют форму вытянутого стручка черного цвета. Зола, полученная при сжигании плодов ленге, служит для изготовления мыла, истолченная кора в смеси с просом используется для лечения животных.

От владельцев балафонов — больших музыкальных инструментов типа ксилофона — я узнал, что резонирующие пластинки изготовляются из дерева вен. Это довольно распространенное дерево западноафриканской саванны. Вен считается в саванне деревом верхнего яруса, достигает 15 метров высоты и 60 сантиметров в диаметре. Оно часто встречается на латеритной почве. Древесина вен имеет светло-табачный цвет, однородна, не поддается насекомым, имеет красивые прожилки. Она хорошо обрабатывается и используется для изготовления художественных изделий, в столярном деле и при строительстве пирог. Листья дерева вен служат кормом для скота.

Глава 4 В ДЕРЕВНЕ

Сельский учитель

Мне давно хотелось побывать в деревне. Именно здесь можно познакомиться с жизнью и бытом малийцев. Бывая в саванне, я проезжал через селения, но, как, вероятно, и многие европейцы, поначалу чувствовал себя чужим в африканской деревне. Здесь шла своя жизнь, были свои веками сложившиеся обычай и порядки. Однако в одной из деревень у меня появились знакомые, и с тех пор я стал бывать в ней часто. Это была деревня Сананкороба, расположенная в пятнадцати километрах от Бамако по дороге на Сикасо.

Впервые я попал сюда в конце сезона дождей, когда на крестьянских полях стоит трехметровая труднопроходимая стена проса. В это время все крестьяне от мала до велика выходят в поле на уборку арахиса. Я остановился у развесистого карите, под которым работали женщины и дети. Они обрывали орехи арахиса и бросали их в широкие калебасы. Девушка веяла арахис, пересыпая его из одной калебасы в другую. На соседнем поле мужчины с помощью мотыг выдергивали арахис и подносили охапки стеблей женщинам.

Я мог сколько угодно любоваться этой идиллией, пока не поднял фотоаппарат. Тотчас же женщины заволновались, стали отворачиваться и закрываться платками. Ко мне решительным шагом направился один из мужчин. Настроен он был явно агрессивно. Я остался на месте и стал с улыбкой поджидать подходящего человека. Это подействовало на него успокаивающе. Он перестал кричать и милостиво разрешил сфотографировать работающее семейство, не потребовав даже платы.

Подъехав к деревне, я слез с мотоцикла и направился к группе мужчин, сидевших в тени под навесом. Любой разговор в Мали начинается с нескольких стереотипных фраз, которые поначалу чрезвычайно удивляли меня. В самом деле, с кем бы я ни начал разговор, меня всегда спрашивали, как у меня идут дела, как себя чувствует моя жена, дети, мать, отец, как я спал и т. п. Это лишь общепринятая условная вежливость. Собеседнику вовсе не обязательно рассказывать о своих делах. На стереотипный вопрос существует такой же ответ. А сейчас я обращаюсь к малийцам по всем правилам местного этикета. На мои вопросы они отвечают, что дела у них идут очень хорошо, что деревня называется Сананкороба.

Молодой симпатичный парень лет двадцати двух, одетый в белое бубу, хорошо говорит по-французски. Для малийской деревни это редкость. Парень оказывается учителем, зовут его Драман Траоре.

После взаимных приветствий Драман ведет меня в длинный глинобитный дом. В комнате стоят простая железная кровать, железный стул, маленький деревянный столик со стопкой книг. Коллега рассказывает о себе. Два года назад он окончил лицей в Бамако. Школа, где он учительствует, небольшая. Ее недавно построили сами крестьяне. Классов всего три. Ходят в школу дети из пяти окрестных деревень. Учеников немного: не все крестьяне еще пускают детей в школу. Восьми-десятилетние помощники нужны дома. Не хватает книг, тетрадей, наглядных пособий. Только недавно появился глобус. Жалованье сельского учителя — 30 тысяч малийских франков. Для деревни это деньги немалые, так как годовой доход крестьянской семьи составляет примерно 12–15 тысяч. Драман не женат. Что думает о будущем? Хочет стать хорошим учителем, а потом поступить в педагогический институт. Один раз Драман был в Советском Союзе, правда недолго. Он восхищен постановкой народного образования в нашей стране.

Я прошу Драмана показать мне деревню. Но мы не сделали и двадцати шагов, как к нам стремительно подошел пожилой малиец в темном бубу и начал что-то резко и быстро говорить на бамбара. При этом он смотрит на меня явно недоброжелательно. Что ему не нравится: мой фотоаппарат или еще что-нибудь?

Драман, кажется, немного смущен, но слушает молча. Наконец он говорит мне, кивая на незнакомца, что это Умар Кулибали, староста деревни. Он хотел бы посмотреть мои документы. Я протягиваю удостоверение и разрешение на съемку. Староста вертит их в руках, не поднимая глаз. Ясно, что читать он не умеет и по-французски не говорит.

Я спрашиваю Драмана, чем вызван гнев старосты. Оказывается, все иностранцы, прибывающие в деревню, должны прежде всего явиться к нему. Я прошу Драмана передать мои извинения старосте. На этом недоразумения с местным начальством кончаются.