В каждую субботу, вечером - [2]

Она старалась попадаться ему на глаза, а встречаясь, краснела, растерянно лепетала:

— Здравствуйте…

Управдом был очень занятой, вечно носился по этажам большого девятиэтажного дома, ругался с малярами, с водопроводчиками, нещадно стыдил неисправных квартиросъемщиков и ровно никакого внимания не обращал на Асмик.

Безответная любовь наскучила ей, и она разлюбила управдома.

Она была некрасива — толстая, неуклюжая. К тому же одевалась на редкость безвкусно. Над ней посмеивались, а она наперекор всем считала себя по-своему привлекательной.

В минуту откровенности признавалась подругам:

— Если вглядеться, то я красивая. Что, нет, скажете?

Глаза ее блестели, щеки рдели румянцем, курчавые волосы шапкой стояли на голове. Подруги удивленно соглашались:

— Правда красивая…

Еще в школе она охотнее дружила с мальчишками, чем с девочками. С мальчишками было проще, никогда ни сплетен, ни зависти, ни мелких обид.

Начиная со второго класса она подружилась с Сережей Мальцевым, соседом по парте. Оба они терпеть не могли географию, но до одури зачитывались книжками о путешествиях и дружно мечтали о том, что когда-нибудь, в один прекрасный день, в их жизнь ворвется что-то интересное и неожиданное. Они не знали, что именно это будет. Им просто хотелось перемен.

И еще и Асмик и Сережка неохотно ездили в пионерский лагерь.

Там все заранее известно. Утром полагается вставать на линейку и потом отправляться в лес и петь бодрые песни, и вожатый всегда организовывал одни и те же надоевшие игры, и каждый день постылый компот из сушеных фруктов, а вобла когда-нибудь, раз в неделю, и вообще тоска зеленая!

Напрасно Асмик много позднее утверждала, что любит постоянство. Ей, как вообще всем людям, тоже была присуща тяга к переменам. Какие бы они ни были.

Так, она, например, неизвестно почему, разлюбила книги. Сережка, тот читал все свободное время, а она признавалась:

— Только начну читать, и сразу же до того спать захочется…

Сережка удивлялся:

— Даже если Дюма читаешь? Даже если «Три мушкетера»?

— Все равно, — безнадежно отвечала Асмик.

Сережка был закадычный друг, но истина была дороже. И не хотелось лгать другу. Даже в самом маленьком.

Когда они учились в старших классах, ей показалось, она любит его. Не просто как товарища, а сильнее, как-то по-другому.

Сережка относился к ней чисто дружески.

— Ты, Асмик, свой парень, — говорил он.

Она старалась принарядиться, надеть новое платье, чтобы он заметил и похвалил.

Он замечал сразу.

— Сейчас бы тебя нарисовать — одно удовольствие.

— Правда? — расцветала Асмик.

Сережка отвечал с серьезным видом:

— Истинная правда. И главное — очень просто.

— Что просто? — удивлялась Асмик.

— Рисовать тебя. Потому что ничего не надо, ни таланта, ни уменья, один только циркуль…

И рисовал в воздухе круги, один за другим.

А она не обижалась. Она была от природы оптимистична и незлопамятна.

«Он привыкнет ко мне и полюбит, — размышляла она. — А когда полюбит, то увидит, что я для него лучше всех».

Но мечтам ее не суждено было сбыться.

Когда они учились в восьмом классе, к ним в школу перешла Туся Казакова.

Это была очень красивая девочка. Даже из других классов прибегали к ним в класс, как бы ненароком, как бы случайно, лишь бы поглядеть на нее.

Туся была высокая, тонкая, гибкая и в то же время сильная. Карие продолговатые глаза, а белки голубые. Прямой нос с твердыми вздрагивающими ноздрями. Зубы — один в один.

Сережка спросил Асмик:

— Неужели правда она такая уж красавица?

Асмик не захотела кривить душой, чего бы это ей ни стоило. Она сказала:

— Самая настоящая!

Сережка — открытая душа — никогда ничего не жалел. У него была великолепная кожаная папка, в которой он носил учебники и тетради. Шоколадного цвета, в нарядных узорах, отделанная цветной замшей.

— Это из Якутии, — пояснял Сережка. — Папин брат привез. Один знакомый ненец вырезал.

И особенно старательно выговаривал слово «ненец», чтобы не спутали с «немец».

— Я тебе отдам все, что хочешь, — сказал он Асмик. — А папку не проси, никогда в жизни!

Асмик и не просила. Прекрасно обходилась без этой папки.

Но однажды Туся пришла в школу и сказала, что потеряла свой портфель. Ручка оторвалась; она подошла к самому дому и только тогда заметила: ручка есть, а портфеля и след простыл.

Она была расстроена, портфель — черт с ним, уже порядком старый, но там были учебники.

И тогда Сережка взял и отдал ей свою папку.

— Возьми, — сказал Сережка. — Мне папин брат еще привезет. Ненцы еще и не такое умеют делать!

Можно было подумать, что он всю свою жизнь прожил с этими самыми ненцами.

Он стал приходить к Тусе каждый день, вместе готовить уроки — ведь у нее не было учебников.

Асмик поняла все сразу. С одного взгляда.

— Ты за ней бегаешь, — сказала Сережке.

Она произнесла эти слова как можно более невозмутимо. Так, словно говорит о чем-то незначительном, неинтересном.

А Сережка рассердился на нее:

— Еще чего?!

— Бегаешь, — повторила Асмик.

— Мне ее жаль, — сказал Сережка.

— Почему? — спросила Асмик.

Сережка долго не хотел говорить, потом рассказал, взяв с Асмик самое честное-пречестное слово, что она никому ничего не расскажет.

У Туси арестовали отца. Поэтому она и перешла в их школу, чтобы никто ничего не знал. И она тоскует по отцу, и мать у нее какая-то немного чудная, Туся говорит, что она стала такой после всего, что случилось.