В Калифорнию за наследством - [18]

Хочу разбудить его, но малыш останавливает меня.

— Не стоит. Бизон-Бур принял годовую норму и теперь будет спать несколько дней подряд.

— Он содержит мотель?

— Вместе со своей дочерью.

— А где она?

— В одном из бунгало.

— Что она там делает? Уборку?

— Занимается любовью. Она приносит клиентам порнокассеты и просматривает их вместе с ними, практикуясь в трюках.

— Ты что, знаком со всем этим? — открыл я рот.

— А почему бы и нет? Надо знать все!

— У кого бы спросить о наличии мест?

— Минутку!

Он возвращается к своей техпомощи и нажимает на клаксон. Раздается чудовищный звук: смесь охотничьего рожка и мычания телящейся коровы.

Вундеркинд трубит до тех пор, пока дверь одного из бунгало не приоткрывается и не демонстрирует нам половину (по вертикали) растрепанной девицы, прикрывающей полотенцем свою наготу.

— Что надо? Что ты поднял гвалт, недоносок?

— Закрой пасть, шлюха! Я привез тебе приличных клиентов!

— Ты же знаешь, идиот, что все забито!

Дверь резко захлопывается.

— Я же предупреждал тебя, Мартьен, что будет нелегко найти место.

— А мне кажется, что это захолустье совершенно пусто. Ни одной живой души на улице и здесь! Если не считать пьяного индейца и его дочери.

— Днем все спят! Увидите, что здесь творится ночью! Поищем удачу в другом месте.

— Где?

— У пастора Марти. Он иногда сдает свои комнаты, но только порядочным людям. Правда он не очень сговорчивый. Но я хочу дать вам совет, Мартьен. Вам надо постараться очаровать его жену. Она чувствительна к красивым парням.

Такая оценка в устах младенца выпятила мою грудь

колесом, когда мы подъехали к дому священнослужителя.

* * *

Что я могу сказать тебе о жене пастора? Когда я вижу подобных женщин, я вновь и вновь осознаю, что теряют в этой жизни наши католические преподобные отцы. Прости,— я разошелся. Но что делать, если я одержим греком. Да, грехом, но уверяю тебя, не смертельным, так как грешу достаточно долго.

Пастор спит на старом диване, прикрыв лицо молитвенником, и слегка похрапывает, — что делать, это слабость всех людей, принявших большие дозы спиртного.

Дама, без всяких придирок, по-своему красива.

Сначала она одаривает улыбкой малыша, затем начинает рассматривать меня, как бы раздевая своим взглядом.

Я церемонно склоняю перед ней свою голову в поклоне.

Малыш начинает свою речь:

— Мадам Марти, я привез иностранных туристов, которым нужно жилье. Мотель занят. Они прибыли из очень далекой страны со смешным названием. Я никак не могу запомнить его. Но они симпатичные и денежные. Вы бы не хотели приютить их у себя?

Стараясь очаровать даму своим взглядом, я вношу ясность:

— Мадам, смешная страна, о которой говорит этот милый малыш, Париж.

Она млеет.

— Па-а-рис-с-с!

— Я составляю компанию профессору Феликсу Легоржеону, члену Французской Коллегии ученых. В нашей группе есть еще секретарь и двое знаменитых ученых. Они составляют энциклопедию американских народных праздников в рамках установления тесных международных связей.

— Очень лестно, — замечает мадам Марти, — что вы включили в вашу энциклопедию и праздник в Морбак Сити. Но, если я правильно сосчитала, то вас пятеро, а у меня всего две свободные комнаты.

Победа! Ура!

— Это устроит их! — радостно восклицает Руаи.

— Я покажу вам комнаты, — предлагает наша новая хозяйка.

— Пригласи моих друзей, — прошу я малыша. — Пусть захватят вещи.

Я следую за супругой пастора в заднюю часть их длинного дома. Конечно же, это не люкс! Полусгнившие деревянные стены, через щели и дыры которых можно видеть все, что происходит в соседней комнате. Что-то подобное мне приходилось видеть в Гренландии и в Африке. Деревянные дома в захолустьях везде одинаковы.

Женщина открывает мне двери двух расположенных одна против другой комнат и ждет моего решения.

— Очень хорошо. Могу ли я узнать ваше имя?

— Иви.

— Очень приятно. Меня зовут Антуан.

Она повторяет с очень милым акцентом.

— Ане-ту-ан?

— Точно, — хвалю я ее и добавляю: — Цвет ваших губ похож на цвет спелой малины. Уверен, что и вкус у них такой же!

— Вы думаете?

— Я уверен.

Однако надо попробовать. Ошеломляющее впечатление! Я прошу разрешения попробовать еще раз. Она не отказывается.

— Я после вас, если что-нибудь останется! — гремит за моей спиной бас Толстяка. — Скажи, шеф, это что, дом пастора или бордель?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Праздник начинается с иллюминации. Каждый дом был украшен гирляндой розовых ламп и множеством ярких картонных сердец, пробитых символической стрелой.

Громкоговорители радуют жителей города и его гостей оглушительной музыкой, терроризирующей уши.

Сначала по улице проходит группа юных барабанщиц, за ними следует духовой оркестр, который сменяет толпа ряженых с красными носами и разрисованными белой краской лицами. Масса американских флагов!

Процессия останавливается у скамейки. Хор исполняет гимн любви, сочиненный местным композитором Шарлазом Навуром, аргентинцем по происхождению. Что за голоса! Что за мелодия! Она выжимает слезы из глаз.

Влюбленные образуют длинную очередь, чтобы посидеть несколько минут рядышком на волшебной скамейке, где обмениваются поцелуями под шквал аплодисментов зрителей.

После завершения торжественного обряда почитания скамейки, все участники праздника расходятся по лавкам, торгующим алкогольными напитками и сладкими водами. Начинается жертвенное возлияние, которое очень скоро переходит в коллективную пьянку, а немного позже превращается в пьянку «по-черному».