Доктор Лео Шпехт, комиссар венской тайной полиции, бросил последний взгляд в зеркало.
Все было безукоризненно! Фрак сидел превосходно, кончики черных усов мягко и изящно загибались кверху, накрахмаленная рубашка облегала его, точно панцирь.
— Тор-реадор, смелее в бой, — вполголоса пропел комиссар, улыбаясь собственным мыслям. Затем он наполнил свой блестящий серебряный портсигар, спрыснул себя духами, накинул на плечи шубу и, взяв со стола пару белых лайковых перчаток, легкой походкой вышел из комнаты. — В Софийский зал, — приказал он поджидавшему его извозчику. Сидя в экипаже, мягко и бесшумно катившем на своих резиновых шинах, доктор Шпехт откинулся в угол и принялся задумчиво смотреть на мелькавшие за стеклами густые хлопья снега.
Несмотря на то что сам он давно вышел в отставку, мысли его всецело были заняты сенсационным делом, приковывавшим к себе вот уже несколько недель общественное внимание.
Из письменного стола высокопоставленного и влиятельного генерала были украдены важные документы, и до сих пор не удалось напасть на след преступника.
Образ действий вора являлся крайне загадочным. Генерал работал до позднего вечера у себя в кабинете, после чего запер бумаги в ящик письменного стола. Часа через два начался съезд гостей, так что квартира, за исключением рабочего кабинета, была полна народа, когда же генерал вошел в кабинет, чтобы снова приняться за работу, бумаг уже не было. Следовательно, они пропали в то самое время, когда дом был полон гостей.
Между тем в списке приглашенных были лишь офицеры и лица, которые не могли вызвать ни малейших подозрений.
Доктор Шпехт нетерпеливо провел рукой по лбу. И зачем только эти мысли лезли ему в голову! Ну их совсем! Разве он не ехал теперь в Софийский зал, где ему предстояло провести чудесный вечер?
Маленьким надушенным письмом ему назначали свидание. Не подлежало сомнению, что письмо было написано женщиной из высшего общества — на это указывали прямой, крупный почерк, изысканная бумага, своеобразный слог и едва уловимый нежный запах духов.
Странное приключение!.. Около недели назад он неожиданно получил письмо. Незнакомая женщина, подписавшаяся «Долорес», вдруг завязала с ним письменно странную болтовню. Почему? Потому, писала она, что ей скучно и что она слышала о нем как об умном, интересном человеке. Польщенный комиссар любезно ответил, что предпочитает личное свидание переписке. Но незнакомка и слышать об этом не хотела… Наконец пришла сегодняшняя записка с назначением свидания, и Шпехту предстояло увидеть воочию свою анонимную корреспондентку.
Экипаж остановился у зала, и звук отворяемой дверцы вывел комиссара из задумчивости. Осторожно, чтобы не запачкать новые лакированные сапоги, прыгнул через лужи на тротуаре и вошел в вестибюль. Здесь он мимоходом кивнул почтительно поклонившемуся ему агенту Губеру и смешался с толпой.
Его окружил хоровод масок.
Праздник был в полном разгаре. Шуршали шелка, сверкали бриллианты, за таинственными масками горели и смеялись красивые женские глаза… Смех, шепот, говор звучали вокруг, он на лету перехватывал веселые шутки, любезные взгляды. А там, около эстрады, должна была ждать его она…
С трудом удалось ему проложить себе дорогу к эстраде. Около ее ступенек он остановился и принялся ждать. Легкий удар веером по руке заставил его обернуться.
— Браво, доктор! Вы пунктуальны, как, впрочем, все, имеющие касательство к полиции.
Перед ним стояла высокая, стройная женщина, тщательно укутанная в тяжелое черное шелковое домино. Большие черные глаза ярко блестели в отверстиях маски.
Доктор Шпехт любезно поклонился.
— Долорес? — вопросительно произнес он.
Маска утвердительно кивнула.
— Надеюсь, мое появление не принесло с собой разочарования?
— Конечно нет! К тому же я тебя почти не вижу.
У маски вырвался высокомерный жест, но она овладела собой и тихо рассмеялась.
— Ах да… Я и забыла… маскарадный обычай говорить «ты». «Ты» — это ужасно забавно! Мы совсем не знаем друг друга и должны быть на «ты».
— Позволь, пожалуйста, — перебил доктор, — я тебя не знаю — это точно, но тебе-то я наверно знаком.
— Нет. Я вижу тебя сегодня в первый раз. Я знаю про тебя лишь то, что ты имеешь касательство к полиции. Впрочем, об этом ты сам говорил в своем письме.
— А я и того про тебя не знаю, а только предполагаю!
— Что же именно?
— Прежде всего то, что ты не искательница приключений. Затем думаю, что не ошибусь, если скажу, что ты женщина из общества, обладаешь большим вкусом, пожалуй, еще то, что ты иностранка и живешь в центре города.
— Откуда ты все это знаешь?
— Из твоих писем. У тебя попадаются обороты речи, которые не могут принадлежать венке. Все твои письма опущены в один и тот же почтовый ящик на углу Максимилиановской улицы. Следовательно, ты живешь где-нибудь поблизости. Впечатление же, которое производишь ты сама, вполне подтверждает выводы, сделанные мной на основании твоего почерка, бумаги, духов и прочих мелочей.
— О, да вы, полицейские, опасный народ, — тихо рассмеялось домино. — В каждом из вас сидит маленький Шерлок Холмс. А должно быть, интересно играть роль сыщика в деле, в котором лично заинтересован. Будь я мужчиной, я непременно бы занялась открытием какого-нибудь крупного таинственного преступления. Это должно страшно захватывать. Скажи, пожалуйста, ты не имеешь никакого касательства к этой… итальянской истории?
