В горах Словакии - [47]

Александр провел рукой по ее щеке, почувствовал на ладони теплые слезы.

— Ну что ты... плачут по покойникам... а я ведь жив...

— Я от радости.

— Саша, послушай, что я тебе скажу. — Волчков снова склонился к его лицу. — Сейчас тебя, Светлова, Исаева и других раненых отправим на машине в Банска-Бистрицу, оттуда на аэродром «Три дуба». Полетите на Большую землю. До самолета вас проводят Болко, Игнатьев и Дагмара. Я только что говорил по радио с полковником Асмоловым и получил от него новый приказ. Мы уйдем на свои старые базы, там у нас есть запасы продовольствия, оружие, боеприпасы. В горах продолжим борьбу с фашистами. Вот так. — Волчков положил руку ему на грудь. — Будем прощаться, Саша. — Он наклонился и поцеловал Александра. — Встретимся после войны. До победы осталось немного.

— Хорошо бы дожить.

— Доживем. Мы с тобой от смерти заворожены. Ну, до встречи.

На рассвете машина прибыла в Банска-Бистрицу. Здесь было людно и тревожно. На улицах толкались вооруженные солдаты и партизаны. Слухи передавались самые противоречивые. Одни говорили, что немцы на подступах к городу, другие утверждали, что их отбили. Но никто толком ничего не знал. Машина проследовала на аэродром и остановилась у самолета. Александр приподнялся на носилках. Над ним склонилась Дагмара.

— Поправляйся, — прошептала опа. — После войны приезжай к нам в гости.

— Спасибо. Я всегда буду помнить тебя и твоих товарищей.

Юрий Игнатьев обнял Александра, сказал:

— До встречи в Москве на Параде Победы.

— Ты думаешь такой парад будет?

— Будет, и мы пройдем с вами по Красной площади.

Закрылась дверь самолета, пилоты прошли в кабину, и тут же под крыльями загудели моторы. Самолет начал выруливать на взлетную полосу.

Александр смотрел вниз на удаляющуюся землю, постройки, которые уплывали из-под крыла самолета и где-то терялись за вершинами гор, за лесными массивами, на извилистые горные тропы и дороги, забитые людскими потоками: партизаны и повстанческие части уходили в горы.

Самолет набирал высоту, поднимаясь к облакам, а вместе с ним, казалось, поднимались к облакам дороги. Одна из них, петляя по скатам гор, продиралась сквозь густые леса. И где-то на перевале с нее, словно обессилев, стали срываться машины, пушки, повозки и, кувыркаясь, падать вниз, в пропасть, на дне которой сверкала речушка. «Что это? Зачем?» — подумал Александр и вдруг все понял: партизаны и солдаты уничтожали военное имущество, технику, все, что не могли взять с собой в горы. Александр отстранился от иллюминатора, закрыл глаза, пытаясь проглотить комок, вставший в горле.

* * *

Партизанская бригада майора Волчкова, заметно поредевшая в тяжелых боях, уходила в горы, преследуемая фашистами.

В начале ноября погода резко испортилась, подул холодный, пронзительный ветер, сплошные темно-серые тучи заволокли небо, пошел снег с дождем, полевые и лесные дороги размокли, стали труднопроходимыми. Бригада двигалась в густом тумане серой колышущейся массой, слившись с дорогой, с черными стволами деревьев. Люди несли на своих плечах все, что можно было захватить с собой. Запасы продовольствия и боеприпасы остались в долинах и на старых базах, куда не удалось пробиться.

Переход через Козий хребет стал для Дагмары сущим адом. Из-за тумана, дождя, гололеда дорога оказалась сложной и опасной. Каждый шаг Дагмаре давался с большим трудом: ноги скользили, она то и дело хваталась за руку Ладислава или за ветви деревьев. На обочинах и склонах стоял мрачный, глухой лес, скупо ронявший мокрые тяжелые листья, и Дагмаре казалось, что молчаливые и голые деревья плакали тихо-тихо...

Дагмара шла, тяжело переступая ногами, отсутствующим взглядом скользя по сторонам. Сознание того, что не все потеряно, что борьба продолжается, что впереди, несмотря ни на что, победа, поддерживало ее. Она чувствовала и понимала, что наступает самый трудный час испытаний. Под ногами хлюпали грязь и вода, ноги были мокрые и холодные, грудь пронизывала неуемная дрожь, и негде было обсушиться, обогреться. Плащ-палатка на ней так намокла, что уже не спасала от дождя. Она уговаривала себя, что нужно идти, не останавливаясь, идти наперекор усталости, голоду, но тело не слушалось ее, оно хотело отдыха, отдыха, отдыха!..

Впереди партизан в плащ-палатке, с надвинутым капюшоном на лицо, вел вьючную лошадь. Он придержал ее и, повернувшись к Дагмаре, сказал:

— Держись за шлею, легче будет идти.

Она послушалась и пошла рядом с лошадью, но легче от этого не стало. На повороте дороги лошадь заскользила задними ногами, опустилась на круп, и ее юзом потащило вниз. Дагмара бросила шлею. Партизан, не выпуская повода, пытался удержать лошадь, но тоже поскользнулся и вместе с лошадью полетел в пропасть. Все это произошло так быстро, что люди, находившиеся рядом, точно окаменели, никто не успел броситься на помощь, хотя видели, понимали, что случилось непоправимое. Ноги у Дагмары подкосились, она опустилась на землю и зарыдала. Ладислав сжимал ее в своих объятиях, но она билась, мотала головой, бормотала несвязно и жалобно.

Она плакала долго, тяжело, до боли в груди. Ее трясло, зубы стучали мелкой дробью. В эти минуты ей хотелось умереть.