В горах северного Прибайкалья - [18]

Здравствуй, Байкал! Из черного изнуряющего ненастья мы вышли наконец в твою солнечную страну. Как ты нов, как ты свеж и как ты прекрасен, когда во все небо тебе улыбается солнце!

Мы сбросили паняги, подошли вплотную к воде и опустились на камни. Я лег на спину, положил руки под голову и закрыл глаза. Так бездумно, безвольно, наслаждаясь солнцем, теплом и покоем, мы лежали, стараясь удобнее вытянуть ноги; мышцы гудели и ныли.

Я приподнялся и посмотрел на друзей. Они лежали рядом: справа от меня Хатабыч, за ним — Велижанин. У Хатабыча очень типичная внешность, которая обычно сопутствует так называемым бродягам и таежным «пиратам».

И рядом с ним Велижанин, еще студент, еще почти мальчишка. Он любил помечтать, имел большую склонность к экспедиционной работе и пристрастился в нашей экспедиции к писательскому труду.

Трудно было найти двух более разных людей, склонных к срывам каждый на свой лад. Но здесь, в тайге, их прочно объединила любовь к нашему делу, страстная любовь к природе и путешествиям.

Рука Хатабыча соскользнула с камня и наполовину погрузилась в воду. Я сказал ему об этом, опасаясь, как бы вода не попала в часы. Но он лежал как мертвый.

— Хатабыч, — еще раз сказал я.

Карамышев и Велижанин приподнялись и открыли глаза. В них была бесконечная усталость, но на их лицах светились улыбки.

Я знал, что через день, через два они забудут все пережитые муки и снова, едва отдохнув, будут рваться за перевалы.

Скажи им, что они выполняют трудную работу, они не поверят. Их работа — их страсть, но заставь ее выполнять другого, даже самый тяжелый труд по сравнению с тем, что делают они, этому другому покажется раем.

Я верил, что они до конца пронесут веру в важность и необходимость нашего дела, веру в необходимость постоянных фаунистических исследований.

Я чувствовал, что их дела, а также дела многих других полевых зоологов должны показать простую и бесспорную истину — что все науки одинаково нужны и что все гигантское здание науки никогда нс сможет быть законченным и полноценным и в какой-то момент может рухнуть, если из него выбить один из промежуточных этажей.

О люди-бродяги, перелетные птицы! Путешественники и изыскатели, охотники и натуралисты, старатели и краеведы!

Промысловик-охотник, ушедший за сотни километров от последнего населенного пункта и не имеющий возможности подать сигнал о помощи даже в случае крайней опасности; рыбак, которого в любую минуту может захватить на Байкале шторм; геолог, прокладывающий маршрут по гребню скал; ботаник, забредший с маленьким караваном в самое сердце Восточного Саяна; зоолог, который не ходят только там, где нет дороги ни человеку, ни зверю, — все, кто жив большой любовью к природе Земли.

Всегда и везде мир кажется вам новым, стоплановым и стозвучным.

Всю жизнь вы не перестанете восхищаться красотой Земли и всего, что на ней живет и произрастает. Вы смотрите на все глазами орлов, для которых светлы и прекрасны все земные и неземные дали, все туманные глуби идущих веков.

Я всегда завидовал вам и восхищался вами.

ЧЕРЕЗ БАЙКАЛ НА РЕЗИНОВОЙ ЛОДКЕ

ончалась первая декада августа, должен был начаться мы чувствовали, что со дня пролет потеря ружья может заметно сказаться на результатах работы отряда. Если до сих пор мы вполне обходились оставшимся оружием, то во время пролета птиц, когда дорог буквально каждый день, мы бы наверняка почувствовали тяжесть потери.

Осенний пролет птиц обещал обильную и интересную жатву. В это время на Байкале можно встретить далеких арктических и других пролетных птиц, весной облетающих озеро стороной; случайно залетных птиц, которые в другое время года здесь не встречаются. Мы надеялись значительно пополнить нашу коллекцию новыми для нее видами.

Ружье можно было достать только в двух местах. Для этого надо или, отправившись на север, попытаться, купить ружье в магазине Байкальска, или уплыть за Байкал, в Давше, и там раздобыть у кого-нибудь из друзей.

От нашего базового лагеря до Байкальска — не менее ста километров; до Давше — не больше восьмидесяти. В Байкальске могло не оказаться магазина, где бы продавались ружья. Кроме того, поездка вдоль берега Байкала не представляла для нас ничего нового, а путешествие через Байкал давно уже занимало нас. Велижанин был решительно за Давше, хотя вначале его участие в поездке и не предполагалось.

Некоторый опыт жизни на Байкале давал нам уверенность, что по крайней мере в течение ближайших двух дней на озере не будет шторма. Для того чтобы добраться до противоположного берега, достаточно одного дня — решено было отправиться за Байкал, в Баргузинский заповедник.

Откровенно говоря, ружье — не единственная причина поездки за Байкал; оно здесь сыграло роль пускового механизма. На той стороне Байкала в рыбачьих деревушках и в Баргузинском заповеднике жили наши друзья, которых нам очень хотелось повидать. Мы часто вспоминали Гаврилу Никифоровича Постникова, с которым вместе работали в заповеднике. Он был бессменным наблюдателем заповедника почти двадцать пять лет, и самые интересные люди и события прошли у него на глазах. В заповеднике за ним прочно сохранилось имя Дедушка Постников. Мы вспоминали его тонкую таежную хитрость, высокое чувство долга, его своеобразный юмор.