В горах северного Прибайкалья - [15]

Мы решили перевалить из долины левых истоков Левого Улькана в его правые истоки, продвигаясь вдоль плато и не спускаясь в долину. Но сделать итого нам не удалось. Дальше путь преградила сплошная скальная стенка, преодоление которой требовало искусства и снаряжения альпинистов. Мы стали спускаться в один из истоков Левого Улькаиа.

Вдруг на зеленом склоне среди кедрового стланика мы увидели двух оленят. Они выскочили из зарослей в каких-нибудь двадцати метрах от нас и не спеша побежали по плато. С какой радостью забились паши сердца! Это, несомненно, были те самые, наши оленята — мы чувствовали это всем сердцем, всем своим существом.

Легко и игриво гарцуя, тихой рысцой оленята убегали от нас, время от времени останавливаясь и оглядываясь. Мы хорошо рассмотрели их и сделали по нескольку удачных снимков.

Спуск, казавшийся очень нетрудным и довольно пологим, еще и еще раз убедил нас в несовершенстве человеческого зрения. Спускаться пришлось долго и тяжело.

Уже невдалеке от палатки, остановившись у живописного водопада, мы оглянулись на пройденный сегодня путь. На белом фоне снежника, рядом с которым мы недавно прошли, стоял олень с очень крупными рогами и ел снег.

ЗА ПЕРНАТЫМИ

31 июля 1958 года — тяжелый и неприятный день. Весь день и всю ночь непрерывно шел дождь, весь день и ночь мы пролежали совершенно мокрыми. Маленькая двухместная палатка с трудом умещала троих. Мы часто касались стенок палатки, и в этих местах она начинала пропускать воду.

В полдень на востоке появились было голубые пятна, но очень скоро их безнадежно затянули почти черные стратусы. Только на следующий день мы смогли продолжить нашу работу — изучение фауны высокогорных птиц.

На рассвете мы вылезли из палатки, слегка обсушились у костра и разошлись в разные стороны. В это раннее время со всех сторон уже слышалось стрекотание пеночек и голоса других птиц, которых вначале мы еще плохо знали.

Когда солнце поднялось над вершинами гор, мы были уже далеко от палатки. Впереди прекрасной песней встречала нас «вещая» птица щур. Ее голос доносился из густых зарослей стланика, оттуда, где распадок порос кустарниковой ольхой. Песня Щура напоминала задушевный разговор свирели — тихие, глубокие, сочные, удивительно приятные звуки уплывали в распадок.

Жизнь этой птицы тесно связана с распространением стланика, в зарослях которого она вьет свои гнезда.

На вершине стланиковой ветви, в гуще хвои сидела яркая птица величиной со скворца. Ее грудь казалась совершенно красной и отливала пурпурным оттенком. На крыльях птицы были заметны две беловатые поперечные каемки.

Невдалеке от поющего самца мы увидели и самку щура. Она была примерно такой же величины, но ее оперение состояло из оливково-зеленых и желтых тонов.

Мы продолжали подниматься по склону долины, а снизу без устали и без передышки задавала нам свои минорные вопросы обыкновенная чечевица — небольшая птичка, величиной с воробья, но окрашенная так же ярко, как самец щура. Было что-то такое в ее искреннем голосе, что невольно хотелось остановиться и что-нибудь ей сказать.

У ручья раздавались голоса горных трясогузок, очень напоминавшие тревожные позывки белой трясогузки, а вокруг в стланике и карликовых березках резвились молодые бурые пеночки.

Изредка попадались горлицы и кедровки. И у тех и у других зобы и подъязычные мешки были туго набиты орешками стланика прошлогоднего урожая. У одной из добытых кедровок с неправдоподобно сильно раздутым подъязычным мешком мы извлекли его содержимое. В нем оказалось «скандальное количество пищи», говоря словами французского ученого-энтомолога Жан-Анри Фабра, — 170 орешков кедрового стланика. Многие из них были уже проросшими — можно было догадаться, что птицы выбирали их из земли. В чешуе многих орешков появились щели, из которых торчали целые пучки ростков. Осмотрев их внимательно, нетрудно понять, почему у куста кедрового стланика из одного места растет сразу так много ветвей.

Где-то высоко над плато прокричал ворон. При нашем приближении над стлаником поднимались горные коньки и упорно «висели» в воздухе. Изредка встречались горные байкальские вьюрки.

Долина левого истока Левого Улькана пестрела лугами и рощами. Ивняки чередовались здесь с каменной березой и зарослями кустарниковой ольхи. Высокие, по пояс, травы росли на лугах и в рощах — густой стеной стояли акониты, василистники, азиатские купальницы, аквилегии, герани. В этом распадке встречалось наибольшее количество птиц. Здесь раздолье пеночкам-таловкам, обыкновенным чечевицам, каменным трясогузкам, щурам, соловьям-красношейкам.

Тут же в кустарнике у реки мы увидели нарядную птицу — овсянку-дубровника. Птичка очень красива. У нее бархатисто-черные щеки и горло, ярко-желтые грудь и брюшко, темно-коричневый верх. Птица самозабвенно пела; ее простая и лиричная песенка очень оживляла местность. Дубровники редко встречаются так высоко в горах — их родина широкая луговая пойма и заросли кустарников по берегам Байкала.

На обратном пути у ручья, на болотистом перевальном плато мы поохотились за азиатскими бекасами, но их здесь было немного, и нам с трудом удалось добыть для коллекции трех птиц.