В эфирной полумгле - [10]

— Я понял, Мэки, — улыбнулся Соверен, — но позже. У меня дела.

— Ты никак снова устроился к Тибольту?

— Нет, это другое. Здесь многое изменилось, я смотрю.

— Ни черта! — Трипвуд высморкался на мостовую. — Только народу стало больше. Дармоедов и прихлебателей!

— Ладно, — Соверен шагнул в сторону.

— Эй! — крикнул Трипвуд. — Может ссудишь старому приятелю шиллинг?

Соверен предпочел не услышать. Он подождал, пока в неистовом колокольном бренчании прокатит мимо омнибус, и перешел улицу.

За домами взревел гудок, клуб пара, как выдох великана, поднялся над крышами.

«Фалькаф» располагался на первом этаже крепкого трехэтажного здания. Второй этаж занимал мюзик-холл, еще выше располагались жилые комнаты и муниципальный приход. До прихода через таверну и мюзик-холл мало кто добирался.

Внутри было шумно, несмотря на то, что стрелки Престмутских башенных часов только-только подбирались к полудню. За столами сидели моряки и грузчики с речного порта, на коленях у моряков болтали ножками потасканные певички. Шипела пивная пена, поломои швабрами замывали блевотину и следы от штиблетов и сапогов.

Соверен прошел к стойке, но продавца не узнал.

Все поменялось. Может быть, кроме пивного ценника. Столы другие, певички тоже. Даже лампы висят электрические.

А пиво разливал раньше Вернхут, голландец, высокий, флегматичный, с порезанным ртом. У него и кличка была — Акула.

— Тибольт на месте? — Соверен выложил на стойку дырявый шиллинг.

Продавец, угрюмый парень с оспинами по всему лицу, бросил взгляд на монету и кивнул.

— Пива будете?

— Нет, спасибо, — Соверен вернул шиллинг в карман.

По скрипучей лестнице он поднялся на второй этаж. Двери были открыты, сцена мюзик-холла пустовала, двое крепких парней за дальним столом играли в кости.

Увидев Соверена, один из них поднялся.

— Выступлений пока нет.

— Я к Тибольту.

— Хоть к Папе Римскому.

Из глубины зала, отлипнув от подоконника, медленно, сквозь свет, падающий из окон, подошел третий, в брюках и вылинявшей жилетке, выразительно хрустнул пальцами.

Никого из них Соверен не знал. Полгода, ну, семь месяцев прошло, а у него вдруг возникло ощущение, что это какой-то другой Престмут.

— Ребята, — улыбнулся он, — а где Харви, Червяк, Гнутый?

— Не знаем таких.

— Серьезно? А это?

Он подкинул шиллинг.

Первый монету поймал, рассмотрел на свет, затем достал из брючного кармана такой же шиллинг, сравнил.

— Это другой разговор. Пошли.

Он направился к дальним, занавешенным темной шторой дверям, и Соверен, подмигнув оставшейся парочке, последовал за ним.

— Пальто хорошее, — бросил ему вдогонку любитель похрустеть пальцами.

На третьем этаже по узкому коридору они миновали жилые комнатки-каморки и, свернув, оказались перед тяжелыми дубовыми створками. Табличка на одной извещала грамотных любопытствующих, что здесь находится муниципальный приход района Неттмор. Табличка на другой представляла его председателя — Хэмилтона С. Тибольта. Соверен, впрочем, был уверен, что большинству посетителей все эти буквы казались заумной придурью.

Из-под створок выглядывал желтый язык ковра.

— Господин Тибольт, сэр.

Сопровождающий робко стукнул в дерево.

Рык, донесшийся из-за дверей, вряд ли походил на вежливое приглашение, но Соверен взялся за ручку.

— Какого дьявола!

Человек, стоящий к нему спиной, повернулся, и Соверен с облегчением отметил, что не все в мире изменилось за время его затворничества. Тибольт был все тот же — толстый, лысеющий, носатый, с гримасой вечного недовольства на обрюзгшей физиономии.

Серые, в белую полоску брюки прятались в поясе под кремовым жилетом. Белый галстук стягивал ворот льняной сорочки. Широкий плотный пиджак, как бы обозначающий принадлежность владельца к настоящим работягам, тем же докерам или фабричным «паровикам», на брюхе никак не сходился и резал воздух свободными полами.

— Можно же, в кон… Мальчик мой! Джеймс!

Тибольт шагнул Соверену навстречу. Лицо его виртуозно переменилось, сделалось радушным, даже отеческим.

— Дай обниму тебя!

Он прижался к Соверену. Отстранился, прижался снова, щекоча щеку своему бывшему подчиненному остатками рыжих волос.

— Сколько мы не виделись?

— Полгода, — сказал Соверен.

— Время летит… — Тибольт отступил, щурясь довольным котом. — Серьезный ты какой. Так, погоди-ка… — Обойдя гостя, он распахнул створку. — Эй, кто тут есть?

— Паркер, сэр, — появился в проеме недавний Соверенов провожатый. — Джон Паркер.

— И сколько ты уже у меня работаешь? — спросил Тибольт, привстав на носки дорогих туфель.

— Два месяца, сэр. И еще две недели.

— Угу, — покивал Тибольт. И внезапно взревел: — Так какого же дьявола вы пропускаете ко мне человека, даже не обыскав?!

Паркер побледнел.

— Но у него шиллинг…

— А еще — «адамс» в левом кармане!

Прекращая разговор, Тибольт хлопнул створкой так, что пыль сыпнула с пожелтевшего потолка.

— А где Харви, Вернхут-Акула? — спросил Соверен.

— Как видишь, их нет, — развел руками Тибольт, раздраженно пробираясь к столу мимо остекленных шкафов, заполненных книгами.

Сев в красное кресло с высокой спинкой, он достал откуда-то снизу бутылку виски и указал Соверену на стул.

— Садись. Ты по делу или просто решил меня навестить?