В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - [122]

Рози пошла проведать девочку с червем, завершая рабочую смену, чтобы потом отправиться домой и начать собираться к отъезду на родину.

Часть IV

Долго…

Грюмвальд стоял перед зеркалом в одежде принцессы Стефани и гадал, как это будет — когда кто-нибудь узнает, а потом, вскоре после этого, уже все узнают секрет, который он хранил столько лет. Он вспоминал тот случай, когда ведьма дала ему волшебные бобы. Вспоминал тот случай в ресторане, когда ужинал с Ллойдом. Вспоминал задом наперед весь свой путь, вплоть до того момента, когда впервые встретил ведьму, до тех времен, когда он еще был только Грюмвальдом, одним лишь Грюмвальдом. Те времена представлялись ему туманно — так, как бывает, когда пытаешься представить то, что считал истиной, но просто больше не можешь в это верить.

Он вспоминал ту ночь с феями, ту ночь, когда в некотором роде началась его жизнь, день рождения принцессы Стефани. Ведьма, которой не терпелось получить ингредиенты для одного заклятия, наложила на него другое: он будет Грюмвальдом днем, принцессой Стефани по ночам. Поначалу это заклятие было ему ненавистно. Путь между его раздвоившимися «я» надо было прокладывать сквозь заросли деревьев, спутавшихся корнями, грязных и неухоженных, и каждый день ходить по нему туда-сюда было невероятно утомительно.

Тогда он проторил тропинку. Осознал, что умеет быть принцессой, потому что не умел быть принцем. Принц и принцесса расходились в частностях, но были скорее похожими, чем разными. Помогать подданным ощущать любовь и уважение, чувствовать, что их таланты чтят, что их бремя облегчают, — такой была его работа в любом обличье, и он на диво умело справлялся благодаря долгой практике, которая, конечно же, ничуть не менялась в зависимости от того, что на нем было надето или каким именем он звался.

В общем, все было хорошо, если не считать того, что день за днем и ночь за ночью ему становилось все труднее и труднее отыскивать эту тропинку. Грюмвальд уж думал, будто придется прокладывать ее заново: заново корчевать корни и рубить сучья, заново засыпать ямы, чтобы восстановить свой путь. Но нет: оказалось, два мира сдвинулись и стали ближе друг к другу, почти слились. Как по волшебству. Он по-прежнему не считал, что на свете есть кто-то, кому он смог бы все рассказать, зато они с принцессой Стефани чувствовали себя как дома.

Однако мысленно возвращаясь к ужину с Ллойдом, он решил, что настало время поговорить с ведьмой. Худой мир лучше доброй ссоры — и всяко лучше житья в страхе. Так что однажды он отрезал прядь зеленых волос принцессы Стефани (что в них такого особенного? Он никак не мог вспомнить!) и на следующее утро понес к ведьме.

— Благодарю тебя, Грюмвальд! — Она испытала такое облегчение, что даже расплакалась. — Волосы ночных фей так хорошо помогают при артрите! Я не могу ловить ночных фей, потому что руки совсем не гнутся, а это происходит потому, что я не могу ловить ночных фей. Некоторые противоречия бывают слишком дурацкими даже для магии!

— Пожалуйста. — Грюмвальду и в голову не приходило, что она страдает от боли. — Обращайся. У меня имеется неограниченный запас.

— Ночные феи невозможны! — сетовала ведьма. — Они никогда меня не слушают. Поначалу я думала, что они туговаты на ухо, но нет, они просто… ну, пустоголовые. Ты когда-нибудь пробовал разумно поговорить с ночной феей?

Грюмвальд усмехнулся. Уж кому это знать, как не ему.

— А-а-а, точно! — Она явно устыдилась. — Извини за эти слова. Иногда мне так больно, что я теряю способность здраво рассуждать.

— Ничего страшного, — успокоил ее Грюмвальд.

— Дай-ка возьму свою палочку. — Ведьме потребовалось целых полторы минуты, чтобы подняться с кресла. Ее кости скрипели, как голые ветки на ветру. — Мне следовало снять с тебя заклятие много лет назад. Это непростительно, что я его оставила. Корявое колдовство, вот что это такое! Сдавать я стала к старости-то.

Она медленно-медленно-медленно пошаркала по своим обшарпанным полам, прочь от тепла и мигающего света камина, в кухню, где на полке для сковородок висело множество волшебных палочек таких форм и размеров, каких Грюмвальд никогда прежде не видел. Одни были традиционно увенчаны белыми наконечниками или звездами, другие свивались наподобие раковины улитки, или сворачивались, как змеи, или расщеплялись на конце, как спутанные волосы.

— Вот ведь, где же та, которую я тогда использовала? И вспомнить-то не могу. Ладно, вот эта подойдет… — Ведьма пару раз на пробу взмахнула ярко-желтой палочкой, размером не больше среднего пальца Грюмвальда. — А теперь напомни-ка еще разок, каким путем мы пойдем.

— Каким путем? — переспросил Грюмвальд.

— Кого мы теряем — Грюмвальда или принцессу Стефани? Я забыла, кем ты изначально был.

Грюмвальд никогда не думал об этом с такой стороны. Потерять кого-то одного. Оставить того, кем он был с самого начала, значило бы согласиться, что когда-то давным-давно он был не обоими сразу, а лишь кем-то одним, а этого он представить уже не мог. Грюмвальд знал ответ — наверное, ведьма тоже, — но поймал себя на том, что больше не верит в него. Но самое главное, ему ненавистна была мысль, что придется отказаться от этого, отказаться от