В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - [119]

Концовка

Первый день в клинике после возвращения из Чианг Мая выдался для Рози долгим. Она и Поппи — они предприняли попытку вернуть это имя, заявление о надежде, декларацию намерений — приехали накануне поздним вечером, а на следующий день Рози освободилась еще позже обычного. Женщина, беременная близнецами, первого родила быстро, а второго рожала долго и трудно. Только после часу ночи Рози села на велосипед и проверила телефон. Пятнадцать пропущенных звонков от Пенна. Пятнадцать! И семь СМС, по два слова каждое, все одинаковые: позвони домой. Она сделала это сразу же. Звонок не прошел. Она подняла руку и стала тыкать телефоном во все стороны. Нет сотовой связи. Хотя Рози сомневалась, что ярко-голубой пластиковый стол, который использовался в клинике в приемном отделении, ее выдержит, она все же попыталась на него влезть. Столик скрипел, шатался, держался, но квадратиков на телефоне не прибавилось. И вообще, правда ли, что можно поймать связь, если подняться повыше, или это какая-то отчаянная урбанистическая легенда? Она успела забраться на первую ветку дерева (акации, кажется?) рядом с центром амбулаторной помощи, прежде чем страх перед возможными его обитателями и понимание, насколько безумными кажутся со стороны ее действия, перевесили сомнительную возможность улучшения сигнала таким высотно-древесным способом.

Она подумала: в пансионе наверняка есть вай-фай.

Она подумала: он наверняка позвонит Клоду — Поппи — и та узнает, что происходит.

Но когда через семь минут Рози, едва дыша, с коленями, ободранными в результате неудачного спуска с дерева, с гудящими мышцами ног, оттого что давила на педали вдвое сильнее, чем обычно, подъехала к пансиону, вай-фая не было, а Поппи крепко спала.

Поначалу Рози испытала облегчение. Если бы новости были плохими, Поппи дождалась бы ее, чтобы рассказать. Если бы все было плохо, Поппи не смогла бы уснуть. А потом облегчение исчезло, как не бывало, потому что, если все было не просто плохо, а очень плохо, Пенн не стал бы звонить ребенку. Он дождался бы разговора с Рози.

Это была долгая ночь.

Первая мысль Рози после того, как она промыла и обработала колени, пару сотен раз проверила вай-фай и наконец, сдавшись, забралась в постель, была о Кармело, которая после шестидесяти с гаком лет, в течение которых смолила по пачке в день, вероятно, все же доигралась. Но Рози просто пока не была к этому готова. Пожалуйста, взмолилась она Будде, темноте, джунглям, любым силам мира сего, я не готова. Я не могу потерять мать. Она — единственная из кровной семьи, кто у меня остался.

А потом подумала о той семье, которую оставила сама. У нее не было причин полагать, что с сыновьями точно все в порядке. Юность защищает не от всего, даже в Соединенных Штатах Америки. Угрожающий кашель, который начинался так быстро и звучал так зловеще, что мог предвещать лишь нечто роковое. Смертельный бугорок, открывавший под собой нечто ужасное. Катастрофическая аллергия, которой никто не предвидел, возмездие за все сэндвичи с арахисовым маслом, которые она давала детям в школу в Висконсине. Или несчастный случай — автомобильный, велосипедный, на скейтборде, на лестнице, от чужого кулака — вариациям не было числа, и ни одна из них не была исключительно плодом воображения. Или они могли вляпаться во что-то, во что не следовало. Она виновата, что уехала за полмира от них. Наркотики, алкоголь, оружие, азартные игры. Они были подростками, а следовательно, безголовыми дураками. Она знала это всей душой.

Или еще один мужчина в ее жизни. Она не сможет жить без Пенна. Да, вот так вот просто и ужасно.

Рози провела бессонную ночь со своей умершей матерью, своими больными / истекающими кровью / слабоумно-отважными / аллергичными сыновьями, с любовью всей своей жизни, отданной на откуп злокачественным монстрам. Она думала, не могла не думать о Джейн Доу, которая была еще совсем ребенком, когда умерла у нее на руках, окровавленная, избитая и сломленная, застреленная, опозоренная и безвременно погибшая. Невозможно не быть тем, кто ты есть, верно? Невозможно не быть тем, кто ты есть, и иногда это тебя убивает. Она думала, не могла не думать о Нике Калькутти и о том неопровержимом факте, что, как бы быстро, далеко и стремительно ты ни бежал, невозможно уклоняться от насилия вечно. Иногда удается, а иногда — нет. Она пыталась думать о Нике как о доказательстве того, что часто — обычно — ты проходишь через испытания и одерживаешь победу, но это был случай «опасного сближения», и всей своей бессонной, оцепенелой душой она это знала. Рози пыталась думать о Джейн Доу как об остаточном явлении давно миновавших времени, места и страха, но на деле Джейн была примером пресловутого «кабы не милость Божия», и это она тоже знала. Когда наконец встало солнце, Рози покинула спящую Поппи в блаженном неведении и заставила Кей отвезти ее в город к работающему телефону. Она уже едва дышала — могла делать вдохи объемом не больше наперстка, поверхностные, как пыль, призрачные, как шепот.

В Сиэтле перевалило за полдень. Пенн, который пытался выжать из себя еще пару параграфов, пока дети не вернулись из школы, ответил на звонок чуть более томно и рассеянно, чем, по мнению Рози, требовала ситуация.