В долинах Мрас-Су - [23]

Тоня была на кухне, что-то жарила. Увидев гостя, девушка улыбнулась своей чудесной, уже знакомой Санану улыбкой. За такую улыбку он с одним ножом бросился бы на медведя, на любого врага.

На секунду Санан остановился у двери, не зная, где умыться. На его счастье, в углу он заметил умывальник, почти такой же, какой видел когда-то у Тастак-бая. Правда, пользоваться такой штукой ему не приходилось, но сейчас он расхрабрился и прошел в угол. Умывшись, юноша по привычке собрался было вытереться подолом рубашки, но подоспела девушка и подала полотенце.

За столом Санан спросил:

— Где Миша?

— В волисполком уехал и велел тебе никуда не выходить, никому не показываться, — ответила Тоня и добавила, — ешь досыта, поправляйся скорее.

Санан сидел как во сне. За ним ухаживают, кормят румяными пирогами, вкуса которых он до сих пор не знал.

Мудрено устроена жизнь. Одним ты враг, другим ближе брата.

И вдруг Санана поразила страшная мысль: ведь Михаил и Тоня рискуют жизнью, приютив у себя человека, который объявлен бандитом, за которым охотятся. Нет, ни за что на свете он не будет подвергать их опасности. Он лучше пойдет к Сергею, потребует свободы или закончит свою беглую жизнь. А если понадобится… вот оно, наследство Максима — нож.

Дождавшись, когда Тоня зачем-то вышла из дома, юноша незаметно проскользнул на улицу и направился в волисполком.

Брат и сестра Зимины сели за обед. Но есть они не могли. Мысли обоих были заняты Сананом.

Михаил должен был во всех подробностях повторить рассказ о том, как их гость явился в волисполком и потребовал у Сергея объяснений. Разговор сразу же повернулся круто.

Председатель волисполкома назвал юношу бандитом и приказал его арестовать, а тот выхватил из-за голенища нож…

— К счастью, на Санана тбросилось сразу несколько человек, и Сергей отделался двумя легкими ранами — в руку и в бок.

— Жаль, что легкими, — сердито отозвалась Тоня.

Михаил усмехнулся.

— Тогда бы Санану расправы не избежать. Положение и сейчас серьезное.

— Ничего с ним не будет. В Мысках разберутся.

— В этом и я уверен. Но пока дело пойдет до Мысков…

Я боюсь, что Сергей с Леонидом затеяли какое-то грязное дело. Байскому выродку невыгодно выпускать Санана из своих рук.

— И как я не заметила, когда он выскользнул из дому!

— Ну, теперь об этом говорить поздно. Надо принимать какие-то меры.

— Ехать в Мыски? — спросила девушка.

— Да. И немедленно. Но кого послать? Я сейчас отсюда уехать не могу. Пока я здесь, Санан, сравнительно, в безопасности. А без меня…

Брат и сестра обменялись понимающими взглядами, и Тоня поднялась из-за стола. Через несколько минут Михаил помогал ей седлать коня.

12

Напевая песню, старый кайчи сказал бы: «Когда у Тастак-бая спина у окна — живот у двери; когда живот у двери — спина у окна». И он был бы почти прав. Тастак-баю самому казалось тесно в его просторных комнатах. Но он все-таки ходил взад и вперед — от окна к двери, от двери к окну.

Щеки его, похожие на щеки бурундука, набитые орехом или ягодой, лоснились от жира. Живот свисал к коленям. Однако ходил он быстро и легко. Он только что вернулся от брата, и радость выпирала из него, как тесто из квашни.

Сергей, правда, немножко пострадал, но что значат его раны по сравнению с радостью, которую испытывает Тастак-бай. Не сегодня — завтра Санана повезут в тюрьму, а по дороге… Сергей знает, что делает.

— Убит при попытке к бегству, — злорадно хихикая, повторяет Тастак-бай слова брата.

Однако, надо поделиться свежей новостью с Погда-пашем. Этот дурак, — недаром ему дали такое имечко[29] — наверное, не находит себе места. И поделом: стрелять в людей и не посмотреть потом — убиты они или ранены!.. Так может сделать только Погда-паш.

У Тастак-бая и сейчас пробегают мурашки по спине, когда он вспоминает, как под утро пришел к нему верный слуга и сообщил, что Санан ушел. Похоронил Максима и ушел…

Две ночи не спал после этого Тастак-бай. Две ночи обливался холодным потом… Как хорошо, что он догадался съездить к Сергею.

Толстяк облегченно вздыхает и приказывает заложить лошадь.

Пот градом катится и по лицу Погда-паша. Его холщевую рубашку хоть выжми. Усталый, он бросает топор к вороху наколотых поленьев и отходит в сторону. Отходит, спотыкаясь на каждом шагу. Перед глазами вертятся желтые, зеленые, красные круги, за ними скачут ульи, пни. Погда-паш заходит в омшанник, выпивает кружку медовухи, но не веселеет.

В последние дни его ничто не радует. Правда, живется ему хорошо. Тастак-бай, который раньше кормил его как худую собаку и даже бил, теперь кормит его мясом, медом, молоком, угощает медовухой. И разговаривает, как с близким, зовет любимым братом. Но что от этого пользы, если вон там, у Кара-тага в сыром песке лежит чуть закопанный труп Максима, да Санан снова бродит по тайге.

Куда уйти Погда-пашу от самого себя? Нет у него друзей. Все его презирают. Даже тихий старик Ак-Сагал обходит его стороной и смотрит исподлобья. Ак-Салай и Муколай не хотят смотреть в его сторону. А если б они знали, что он убил Максима!

Куда идти Погда-пашу? Как дальше жить?

Убийца готов был закричать от тоски, завыть страшно, по-волчьи. И он, пожалуй, завыл бы, если бы не заметил гнедого коня Тастак-бая. Хозяин был почему-то весел. Он улыбался во все лицо, слезая с дрожек.