В День Победы - [40]

— А это не твое дело, — сказал капитан.

— И мое тоже.

— Говоришь одно, а думаешь другое. Знаю, о чем думаешь: если старик загубит рейс, мне башку оторвут. Не так разве? Еще мне сдается, что у тебя есть кандидатура. Кто-нибудь из молодых. Есть или нет? — спросил Семенов подозрительно.

— Никакой кандидатуры нет, — ответил начальник отдела кадров.

«Тогда в чем дело?» — «Очень тяжелый рейс», — повторил начальник. «Нужен опыт полярной буксировки, — сказал капитан. — Большой опыт. Такой, как у меня». — «Но и нужно здоровье. Не сердись, но у тебя его нет. То, что написал тебе в карточку врач, — филькина грамота. Я представляю, каким образом ты этого добился, потому что знаю тебя». — «Перестань, — сказал Семенов. — Очень хорошо, что ты меня знаешь, но будет еще лучше, если ты перестанешь быть красноречивым». — «Удивляюсь я тебе», — сказал начальник. «Нечего мне удивляться. Даешь буксир или нет?» — «Как тебя переубедить?» — сказал начальник. «Никак. Дай буксир, и я тебя поцелую, у тебя губы удобные». — «Черт с тобой, — сказал начальник. — Валяй, если тебе себя не жалко. Это само собой, что ты лучше всех проведешь лихтер, но мне тебя жалко. Выйдешь по плану через неделю. Пока фотографируйся. Придется снова заводить на тебя личное дело».

Погода держалась солнечная. Настроение у капитана было отличное. Сначала он сфотографировался. На углу дома расположился грузин с цветами, и он купил у него два красных гладиолуса. Когда пришла тетя Лиза, он подарил ей гладиолусы и встал, потирая руки. «Ты светишься», — сказал она. Капитан ответил: «Дело сделано. Доктора я взял осадой. А этот Чижов, который сидит в кадрах, сдался сразу».

Он достал из-под кровати чемодан. Чемодан был коричневый, краска во многих местах вытерлась, и он стал пегий. Капитан снял со стены портреты и положил на дно чемодана, полез в шкаф и положил в чемодан нижнее белье. Тетя Лиза сказала, что он собирается рановато, впереди неделя, и она соберет чемодан сама, надо еще постирать и погладить, и надо купить теплые кальсоны и меховые рукавицы и связать толстые носки. Капитан ответил, что ему хочется собираться, потом он все из чемодана вынет и снова будет собираться, в ожидании дороги это очень интересно, особенно ночью, когда бессонница — перебираешь чемодан, и тебе весело, знаешь: скоро будет трудная работа и много будет людей, не то что когда возвращаешься в свою квартиру. «Скоро поплывем», — сказал он Марсу, но кот сам знал, что должно произойти, если хозяин вытащил чемодан, кот ходил и терся о ноги Семенова, подняв хвост. «Он морской кот, — сказал капитан, — поэтому самолюбивый. Звуки и запахи для него здесь не те. Здесь не качает и матросов нет. Он не привык к женщинам и не любит их. Я его взял котенком. Он любит пароходы, знает порядок и в порту вовремя возвращается с берега. Правда, его нельзя пускать на железную палубу, потому что его там бьет током».

Тетя Лиза стала вязать ему носки. Капитан отнес фотокарточки, и на него завели личное дело. Чтобы поскорее прошла эта неделя, он с утра уходил из дому, возвращался к вечеру и просил у Марса прощения. Теперь он сам останавливался, повстречав знакомых; и когда те спрашивали, как ему живется на пенсии, отвечал: ничего живется, неплохо, спасибо. Только пенсию ему платят не полностью, раз он еще работает. Скоро он уйдет в рейс. Не хочется, конечно, но что поделаешь — служба. Знакомых озадачил его ответ, но из деликатности они не задавали лишних вопросов, только справлялись, что за рейс. Так, рейсишко, отвечал Семенов. Баржу надо отвести на Камчатку. А про себя торжествовал, потому что знакомые тоже были моряки, и они понимали, как тяжел этот рейс с лихтером на буксире через несколько полярных морей, когда в запасе только половина июля, август, ну, еще половина сентября, а дальше подуют сильные ветры и начнутся снежные заряды, а в октябре уже надо будет пробиваться через лед…

Так прошло еще три дня. Дом на берегу уже потерял для него значение. Он приходил и сразу старался заснуть, чтобы наутро отсчитать еще один день, и утром снова заставлял себя приседать, махать руками и становиться под холодный душ — капитан обязан быть молодцом, чтобы команда ему доверяла, а полярный капитан не должен бояться движений и холода.

Уже был собран чемодан. Тетя Лиза связала носки и купила теплые кальсоны и рукавицы. Она достала дрожжей, чтобы испечь ему на дорогу пироги. Капитан приготовил выпивку и решил «полить дорогу» с друзьями. Немного ему становилось тревожно оттого, что его не вызывали в агентство и не предлагали познакомиться с судном и командой. Но когда он гулял по городу, то видел, что лихтер стоит на месте, у причала, а буксир, видно, еще не вышел из заводского ремонта — у него перебирали паровую машину.

Он навестил сторожа в агентстве и перед ним хвастать не стал, а рассказал все, как было: как он проходил комиссию и как договаривался с Чижовым, начальником отдела кадров; потом он со сторожем завел профессиональный разговор. Когда он сообщил, что назначен на ледокольный буксир и поведет на Камчатку лихтер, сторож сказал: «Глянь-ка. Тут еще один мастер потащит лихтер. Значит, пойдете друг за другом», — и указал на карту рейсов, в то место, где красным кружком был обозначен Ледоморск, где был притиснут кнопкой картонный буксирчик с фамилией капитана под ним. «Видно, пойдет впереди», — сказал сторож. Капитан засмеялся и ответил: «Слушай-ка! Этого не может быть. Нет больше рейсов с лихтерами». — «Стало быть, есть», — сказал сторож. «Нет, не может быть, — повторил Семенов, ему было не до смеха. — Это ошибка, — оказал он, догадываясь, что ошибки никакой нет, и страшась себе в этом признаться. — Подожди, старик, тут что-то не то». Сторож посмотрел на карту, потом на Семенова и увидел, что капитан побледнел, ноздри его раздулись. «Ты что? — спросил он. — На тебе лица нет». — «Ничего, — сказал капитан. — Видно, все-таки есть еще один рейс. Надо будет как следует об этом разузнать». — «Хороший мастер, — сказал сторож в сторону карты. — Мы с ним матросами вместе плавали. Потом он сдал в училище». — «Значит, молодой он?» — спросил Семенов. «А что в этом плохого?» — «Ну, друг, прощай. Пора мне. Я пойду». — «Ты полежи, когда придешь, — сказал сторож. — Должно быть, ты заболел. Купи перцовки и еще перцу в нее добавь. Потом закройся одеялами и пропотей как следует».