В чистом поле - [7]

В начале он посетил Тюмень. Было это 9-10 мая 1965 года.

Страна впервые широко и звонко отмечала День Победы. В честь её двадцатилетия была отлита медаль, которая от имени Верховного Совета СССР вручалась фронтовикам, партизанам и – всем другим воинам, кто на данный момент служил в Вооруженных Силах.

Командир нашей части, приехав в морской батальон охраны Главного штаба Военно-Морского флота СССР, буквально, из мешка доставал эти награды и вручал всем нам, как отличникам ВМФ, так и не очень радивым бойцам, вчера еще сидевшим на «губе».

Но таков был статус медали – всем!

А далеко, далеко от меня, в майский этот победный день на берегу полноводной Туры, устроившись на зеленой лужайке, вели разговоры Ермаков и Астафьев, вспоминали дни и битвы, где вместе сражались они. Но не было печали меж бывших фронтовиков, больше звучало веселых фронтовых историй. Астафьева и Ермакова сопровождали Владислав Николаев и Виктор Козлов – прозаик и поэт. Сидели на полянке рядом, слушали бывалых. А когда часа через три все вдруг засобирались «разбегаться», кончилось курево, едва поднялись: брюшные прессы были надорваны от смеха!

Побывав на следующий день на беседе в обкоме партии у одного из секретарей, Виктор Астафьев, больше ни с кем не встретившись, уехал. Как там протекал разговор в обкоме, никто не знает. Но Ермаков долго еще вспоминал о встрече с Астафьевым. Как говорят, хорошо сошлись эти два таланта, сблизились сердцем и душой. И прими в этом сближении участие Первый секретарь обкома Щербина, который на тот день был занят или находился в отъезде, приди на встречу руководитель организации тюменских писателей Лагунов, не пришел из некой «боязни» или «ревности», могло статься, что мы бы сейчас называли Астафьева земляком.

Да, потом, много позднее, с развалом и уничтожением СССР, придут иные времена, талант заменит «рыночный успех», смертную казнь за преступления заменят ипотекой, творческая среда также погрузится в смуту и противостояния. Виктор Астафьев неожиданно для нас прислонится к ельциноидам, не погнушается их подачками, и будет беспощадно осужден даже своими учениками, которые любили его прежде горячо, искренно. А известный поэт и главный редактор «Нашего современника» Станислав Куняев опубликует статью об Астафьеве с говорящим названием «Погиб казак».

Многое чего непотребного случится в пору российской смуты 90-х.

Ермаков уйдет от нас много раньше.

Когда я, вернувшись со службы, пометавшись с устройством в гражданской жизни там и там, приехал окончательно в Тюмень, мои ишимские друзья, обосновавшиеся в областном центре, порой затягивали меня на «ермаковский огонёк». В литературной компании, чаще на квартире талантливой очеркистки Людмилы Дмитриевны Славолюбовой, можно было встретить литераторов и журналистов той поры – Евгения Ананьева-Шермана, Геннадия Рябко, Костю Яковлева, Анатолия Кукарского, Геннадия Сазонова, Володю Нечволоду, Юрия Зимина…

Интеллигентная и музыкальная Славолюбова обычно садилась за рояль, играла, пела романсы. А разговоры – о литературе. Иногда просили и меня: «Коля, прочти про деревню!» Но обычно я больше помалкивал, младшой был в компании, слушал, что старшие говорят, а Ермакова всегда слушать было интересно. То вдруг принимался он говорить о новом сказе, над которым работал, то сельские иль солдатские бывальщины «баял». И многое из того, что слышал я в устном действе, в этой компании иль в другие вечера на литературных выступлениях Ермакова перед публикой, всплывало в его произведениях. Писатель как бы проверял воздействие его слова на людях. Если повторялся, то знакомый эпизод обрастал новыми деталями, подробностями.

Выдумщик, к тому ж, был отменный. До слез смешил рассказом про ненца – участника ноябрьского Парада в Москве сорок первого года. Ветер, вьюга, а ему, бойцу-ненцу, замечательному снайперу, белке только в глаз попадавшему, ну чтоб шкурку не портить, было доверено нести красное полковое знамя. Пока стоял в парадном строю, слушал речь Сталина, продрог порядочно, но в дальнейшем справился с задачей. Помогли, поддержали, погодившиеся на этот морозный случай, Буденный с Ворошиловым, которые, как наркомы, сидели в хорошем чуме возле кремлевской стены, согревались отменным спиртом, ну и строганиной из нельмы да муксуна закусывали. Тундрового человека приметили, конечно, не поскупились, уважили, налили граненый стакан для сугреву! С тем и по площади прошел тундровик, и в бой на фашиста ринулся!

О таланте Ермакова, об его книгах немало сказано. Но, кажется, никто не подчеркивал того, что Ермаков был не просто народным, а глубоко советским писателем и человеком. В этом есть некий парадокс. Власть как раз, особенно партийная, не всегда жаловала писателя. «Виновата» тут и прямолинейность Ермакова, ершистый его характер. Лицо его тяжеловатое, с крупными чертами, немножко старило его, придавало солидность и строгость человеку. И он мог с дополнительной напускной суровостью, а то и с иронией-ехидцей, не глядя на чины и ранги, влепить прямо в лоб любому начальнику, что он думает о нем. Ну и – конфликт возникал. Хоть малый. И кто-нибудь да обрисовывал его нехорошими придумками: известный же человек! Обывателю дай только возможность зацепить талантливую личность, попытаться опустить талант до собственного ничтожества. Мол, а вот он тоже тако-ой!