В бурном потоке - [51]

Наконец экскурсанты появились. Нейдхардт — сдержанный, бледный, как всегда «тип-топ»; длинноногая смуглая фрау Тильда, напротив, в несколько разгоряченном состоянии, зрачки глаз, похожих на вишни, расширены.

Здороваясь с Францем Фердинандом, Тильда не выказала особого интереса.

— Алло, юный вояка! — Она кокетливо зевнула и длинными перчатками хлопнула себя по губам. Затем и Ранкль получил ласковый шлепок перчатками: — Алло, бычок! — При этом обращении он побагровел, а Франц Фердинанд до того растерялся, что опрокинул свой стакан с пивом. Сначала Тильда казалась совершенно потрясенной, потом вдруг согнулась в приступе истерического хихиканья и бросилась к двери. С порога она крикнула: — Спокойной ночи! Я ложусь спать. Аппетита у меня все равно нет. — Она послала Нейдхардту воздушный поцелуй, а Ранкль судорожно выпрямился, словно ванька-встанька.

Нейдхардт заметил слегка в нос:

— Я все-таки не должен был этого допускать. Мадам пила можжевеловый ликер, просто сладенькая водичка, совершенно безобидная, но… Ну, что случилось, то случилось. Или ты, может быть, смотришь на это иначе, Фриц? В таком случае, — он крепче втиснул монокль и сдул воображаемую пылинку со своего мундира, — я, разумеется, в твоем полном распоряжении.

— Извини, но это нонсенс, — выдавил из себя Ранкль. — То есть: об этом не стоит и говорить. — Его взгляд упал на Франца Фердинанда, который не успел скрыть предательской усмешки. Он накинулся на сына: — А ты тут что еще торчишь? Уже восемь сорок. Разве ты успеешь вернуться в казарму к вечерней зоре? А ну, давай скорее отсюда!

VI

Когда Ранкль на следующее утро вошел в ресторан «Богемской короны» и стал искать глазами Нейдхардта, с которым наметил на этот день определенный план, на обычном месте приятеля он обнаружил спешно нацарапанную записку, а в ней сообщалось, что Нейдхардта неожиданно увезли охотиться на перепелов. Если Ранклю не предстоит ничего более интересного, пусть проверит, в состоянии ли оркестр ландвера сыграть наизусть «Стражу на Рейне» и «Мы будем твердо стоять как один…» — на случай, если присутствующие сами затянут эти песни… желательно бы также еще раз переговорить с секретарем гимнастического ферейна, который обещал организовать приветственные возгласы из публики и стихийное исполнение патриотических песен. Для визитов вежливости начальнику окружного управления и командиру гарнизона и для всего прочего, что еще нужно сделать, хватит и второй половины дня. С охотничьим приветом.

— «С охотничьим приветом», — повторил Ранкль сквозь зубы и скомкал записку, — других забот у нас нет! — Он уже собирался сесть за стол и выпить кофе, как вдруг в нем внезапно проснулась подозрительность, он выскочил из комнаты и галопом помчался вверх по лестнице, где находились комнаты для приезжих.

Идя завтракать, он два раза коротко постучал в дверь Тильды, но она не отозвалась, из чего он заключил, что мадам продолжает жеманиться, как и вчера вечером, и хочет, чтобы ее сначала долго молили и упрашивали, прежде чем она соблаговолит отпереть дверь. Но вдруг это предположение показалось ему ничем не обоснованным. А что, если Тильда вовсе не сидит в ожидании его за дверью, а развлекается с Нейдхардтом на этой непредвиденной перепелиной охоте? Правда, чувства Ранкля к Тильде с годами утратили свою пылкость, бывали дни, когда, говоря откровенно, он замечал, что она его утомляет, а может быть, даже надоела, — но все же отнимать ее у него никто не смеет. И Нейдхардт — тоже. Кроме того, как раз в результате ее вчерашнего флирта с обер-лейтенантом она стала в глазах Ранкля по-новому привлекательной. При мысли о том, что сейчас, может быть, происходит между нею и Нейдхардтом, — у нее была особая манера валиться на безлюдных дорогах и при этом терять свое кружевное белье… — при этой мысли Ранкль взбесился.

Яростно стал он трясти дверь и колотить в нее ногами. Из нескольких соседних комнат раздались возмущенные голоса, протестующие против такого нарушения общественного спокойствия. Но от этого Ранкль разозлился еще больше.

Вдруг рядом с ним появилась перепуганная горничная:

— Дама в ванне, сударь.

Ранкль бессмысленно уставился на нее.

— Дама… — снова начала горничная, но под его взглядом запнулась и умолкла.

Только теперь Ранклю удалось проглотить комок, застрявший в горле.

— Отчего же мне сразу не сказали? — заорал он. — Бабье хозяйство, черт знает до чего распустились. — И протопал в ресторан.

Кофе отдавало желудями и сахарином, а серые булочки — ничем. Ранкль не стал даже макать их в кофе, хотя обычно любил это делать. Тем не менее он был в хорошем настроении и весело что-то напевал. Значит, Тильда все же не удрала. Через некоторое время она сойдет вниз, и отсутствие Нейдхардта покажет ей, как мало она значит для этого ветрогона. Разве не должно в ней тогда проснуться раскаяние и влечение к Ранклю? Но он сначала заслонится от нее газетой.

Он вытащил из лежавшей перед ним стопки газет номер «Нейе фрейе прессе» и нашел страницу с сообщениями о ферейнах. Там упоминалось и о предстоящем открытии будейовицкого отделения Югендвера, и его имя было названо рядом с начальником округа: «Профессор доктор Фридрих Ранкль из Праги, неутомимый борец за идею отечественного Югендвера…» Если Каролина прочтет это, а она всегда читает «Прессе» от доски до доски, она лопнет от злости.