В бурном потоке - [50]

Он приехал в Будейовице вовсе не ради сына, а чтобы выступить с торжественной речью на открытии нового клуба Югендвера. Празднество, назначенное в канун дня рождения императора, должно было носить династический и националистический характер. Явиться — «свидетельством исконной верности императорскому дому Габсбургов и признанием всегерманской исторической миссии Австрии». Таковы были лозунги, стоявшие на пригласительных билетах. Начальник округа, командующий гарнизоном и депутат одного из судетских округов со смешанным населением — герой бесчисленных парламентских скандалов, известный крайне националистическими взглядами, обещали быть в качестве почетных гостей. Свою речь Ранкль подготовил с особой тщательностью. И все-таки он сильно волновался перед этим выступлением, ибо не знал, как к его речи отнесется Нейдхардт, ведь тот в первый раз услышит Ранкля перед столь большим собранием людей. Кроме того, фрау Тильда в припадке капризного упрямства настояла на том, чтобы он взял ее с собой. А ее присутствие — при том, что и Франц Фердинанд находился в Будейовицах, — создавало особые сложности, ибо, зная характер Тильды, никогда нельзя было предугадать, что она способна выкинуть, когда встретится с мальчиком. Поэтому Ранкль не только не сообщил заранее Францу Фердинанду о своем приезде в Будейовице — он как можно дольше оттягивал посещение казармы, будучи в полной уверенности, что уж в воскресенье-то после обеда сын наверняка получит увольнительную и он, Ранкль, его не застанет. А на следующий вечер, в суматохе торжественного открытия клуба, Ранкль надеялся так устроить свидание с сыном, чтобы тот не столкнулся с Тильдой.

И вот этот план провалился. Теперь Ранклю придется просить фрау Тильду разыграть перед его сыном комедию, сделать вид, будто она приятельница Нейдхардта. Да, вот оно, решение. Только бы Тильда не начала бунтовать! При мысли о том, какие сумасшедшие идеи могут ей взбрести в голову, у него и впрямь началось сердцебиение. Хорошо шарманщику играть — «Ты на жизнь смотри полегче!». Ведь ему не приходится решать — как быть в положении, в какое сейчас попал Ранкль.

К счастью, Нейдхардт еще раз оказался спасителем в беде. Он пригласил фрау Тильду прокатиться в одно близлежащее имение, принадлежавшее его товарищу по корпорации. До ужина там можно будет развлечься верховой ездой, плаваньем или катаньем на лодке, а в семь они вернутся в «Богемскую корону».

Таким образом, Фриц сможет в течение нескольких часов беспрепятственно наслаждаться обществом своего отпрыска, а у молодого человека совершенно естественно возникнет мысль о том, что мадам якобы в связи с ним, с Нейдхардтом. Словом, сразу убьем двух зайцев. Вот так.

Тильда с такой охотой согласилась на план Нейдхардта, что у Ранкля невольно шевельнулось неприятное чувство ревности. Но было поздно приводить какие-либо возражения или изобретать какую-либо другую программу. В смятении смотрел он вслед экипажу, в котором уезжала эта пара. Тильда, обожавшая экстравагантные головные уборы, была в широкополой кружевной шляпе, которая, казалось, сделана из сахара и напомнила Ранклю балдахин над кроватью в ее спальне. К тому же ее прощальные слова прозвучали как-то двусмысленно:

— До скорого, бычок! Надеюсь, ты сильно ревнуешь!

Он поспешно направился в ресторан и заказал большую кружку светлого пива, которую и выпил залпом. Только потом он сообразил, что пиво отдает кислятиной. Обрадовавшись, что нашел громоотвод, он так начал орать, что кельнеры, кухонный персонал и горничные сбежались в испуге. Но сам он тут же овладел собой, и к нему даже вернулось хорошее настроение. Когда вскоре после этого явился Франц Фердинанд, отец принял его весьма благосклонно. От его нежданного дружелюбия юноша потерял дар речи. Но Ранкль великодушно сделал вид, что ничего не замечает. Не упомянул он также ни словом о его аресте. Тем живее стал расспрашивать — «между нами, боевыми товарищами» — о полковых сплетнях, деталях муштровки и новых казарменных остротах. Затем произнес речь на тему о выдающейся стратегии союзных генеральных штабов вообще и об особых задачах контрнаступления на Восточном фронте, в частности. От двойного обходного маневра генерала Гофмана было потом уже нетрудно перейти к чисто товарищеским, советам относительно «дам более легкого пошиба». По поводу гонореи Франца Фердинанда был сделан полный понимания отстраняющий жест. Всякий истинно немецкий мужчина неизбежно должен через это пройти — это как рвота после первой сигары или похмелье после первого посещения пивной. А в общем, Франц Фердинанд может, описывая эту Фифи, не избегать подробностей, они же не в школе. И чтобы увлечь сына добрым примером, Ранкль тут же рассказал несколько бордельных приключений из времен своей собственной юности. Правда, Франц Фердинанд вскоре заметил, что отец занят чем-то помимо этого разговора. И действительно, Ранкль не раз украдкой взглядывал на дверь, а потом на часы. В конце концов он умолк и стал нервно барабанить пальцами по столу, выстукивая марш пехотинцев.

Пробило восемь. Хозяин, уже неоднократно заходивший из кухни в зал, чтобы спросить, не подавать ли господам отдельно (обед давно готов, и все может перестояться), осведомился на этот счет еще раз. И тогда только Ранкль удостоил его ответом. Он буркнул, что сыну можно подавать; он лично будет ждать Нейдхардта и его даму, даже если пропадет вся эта чертова жратва.